Вспоминая прошлое, Йэн легонько вздохнул и, едва коснувшись клавиш своими длинными изящными пальцами, затянутыми в чёрную кожу, начал исполнять композицию.
То была спокойная, но в некоторых местах порывистая мелодия, постепенно нарастающая по своей помпезности. Но вскоре, едва она успела стать громче, то резко сделалась тише и её звучание стало более нежным. Вскоре началась её ведущая часть, такая плавная и лёгкая, неосязаемая, струящаяся и слегка холодная и меланхоличная, словно лунный свет. Йэн исполнял эту мелодию с закрытыми глазами и с тёплой, но грустной улыбкой. Она была одной из самых любимых и юноша знал ее наизусть, так, что уже душа подсказывала пальцам на какие клавиши нажимать.
Игра на рояле была одним из его увлечений и способов снять нервное напряжение. А нервы ему нужно было успокоить, – ему предстояло совершить тяжёлое деяние. Йэн резко стукнул по клавишам, не доиграв мелодию. Она не успокаивала его, потому что не передавала его ощущений. Он открыл глаза и начал бездумно нажимать крайние левые клавиши, пока это не переросло в приемлемую мелодию. Юноша снова начал медленно, не спеша играть основной мотив, уже достаточно жуткий и нагнетающий. Так он постепенно дорос до неистовой бури, которая затрагивала уже не только левую сторону рояля. Йэну это нравилось, и играл он с такой неистовой страстью и яростью, что его эмоции витали в воздухе. Он даже бы и не услышал как пробили часы, которые ознаменовали начало ужина, если бы вовремя не вернул контроль над собой.
Аккуратно закрыв крышку рояля, он поспешил в столовую, где его ждал уже скучающий дед.
Зайдя в зал, Йэн заметил совершенно хмурого Мейли. Тот злобно постукивал пальцами по столу и, увидев внука, сердито крикнул:
– Я просил тебя не опаздывать, Йэн.
Юноша, не слушая укора, сел за противоположный, дальний угол стола.
– Может быть, ты сядешь поближе, золотце, – продолжал дед, – почему ты так сильно отдалился от меня?
Но Йэн не обращал на него внимание. Он поднял серебряную крышку своего блюда и, увидев сегодняшний ужин, легко повёл бровью от удивления. То была тыквенная каша, которая считалась блюдом простого народа. Но юноша не выразил своего отвращения, а наоборот, только обрадовался. Это, пожалуй, было ему ближе, чем сочные раки и мясистая рыба, привезенные из земель дома Воды. Йэн очень любил тыкву, это было, пожалуй, единственное, что он мог есть вечно. Посередине стола было ещё несколько блюд, закрытых крышками, но Йэн их не трогал. Он