– А что это за хрень про уничтожение нашего мира? – взволнованно спросила Алиса.
– А много будешь знать, скоро состаришься! Вот такая ваша русская поговорка! – огрызнулось существо.
– А причем тут русские? – спросила окончательно охреневшая от такой наглости Алиса.
– А то я не знаю, на чьи деньги вы творите свою, так называемую, «Революцию»! Берете и у Океании, и у Содружества! И всем врете, что после вашей победы все сделаете по их образцу!
Алиса усмехнулась. Угрозы в этом звуке было больше, чем в любом слове, какое только возможно было сказать по-английски.
– А ты понимаешь, что любой человек, который…
– Да… Да. Да! ДА!!! Я понимаю. Я понимаю это лучше, чем ты можешь себе представить, Розенталь. Или ты думаешь, до тебя я вел дела только с агнцами? Все вы… подпольщики одинаковые. Террористы проклятые… Всех вас надо… Или ты думаешь… Ох…
С этими словами, существо, назвавшее себя Гхондером рухнуло в зеленое кресло, стоящее у стены. Кресло жалобно заскрипело.
– Если бы вы только знали… – сквозящим бессилием голосом простонало существо. – Если бы вы только знали, как вы мне все надоели… Всегда одно и то же. Везде. Даже перед лицом тотального Армагеддона вы продолжаете цепляться за свои низменные, никчемные, шкурные интересы! Все… Все на протяжении всей вашей треклятой истории говорили вам: «Живите спокойно!» «Живите честно!» Но вы ведь не можете! Так что кончай базар! Что делать надо!?
***
От дороги до леса был приблизительно час ходьбы. На счастье подпольщиков почти постоянные дожди и грозы сделали крайне неперспективным использование беспилотников, спутников и камер наблюдения, поэтому старенький Volkswagen Transporter T4, на котором Гхондера было решено доставить к группе человека по кличке «Майор», добрался до места без происшествий. Гхондер, конечно, сказал Алисе, что мог бы и сам легко уйти из города, но согласился с тем, что к Майору нужно прийти с кем-то из подполья. Поэтому, улетев из города, где по улицам уже вовсю текла невинная кровь, он встретился в гаражном массиве в пригороде с перепугавшимся от одного его вида молодым человеком, который и отвез его сюда.
Выйдя из машины, невидимый Гхондер огляделся. На орошаемой бесконечным дождем опушке бурно расцвела жизнь. Вечерница и смолка, шалфей и цикорий, обильно облепленный черной тлей – сырая опушка была усеяна самыми разнообразными растениями и, вероятно, в летние месяцы представляла собой зрелище дивной красоты. Но на дворе стоял август, и опушка уже не производила того эффекта, какой, по мнению Гхондера, она имела в более ранние месяцы. Но все же она кипела жизнью. Шелестела на ветру листва. Где-то в глубине леса даже не квакали – квакатали лягушки. Длинный водяной уж проскользнул в траве неподалеку от Гхондера. И Гхондеру дико захотелось убрать шлем и немного постоять под дождем – вдохнуть сырой, почти осенний воздух,