– Меня спас джинн.
Человеческая.
Со слезами на глазах она смотрела, как монета продолжает падать человеческой стороной, подтверждая ее новую реальность. Правда. Правда. Правда.
– Я одна.
Сотрясаясь от рыданий, она швырнула монету вверх. Та ударилась об ее колено и укатилась обратно к джинну. Кадир какое-то время ничего не говорил. А потом он молча потянулся к ее руке и выложил монету ей на ладонь.
Джинн.
Он согнул ее пальцы вокруг монеты.
– Не одна, – сказал он. – Больше нет.
Следующим утром, когда вернулась на палубу «Айшама», Лули, уйдя в воспоминания, рассеянно заставляла двустороннюю монетку исчезать и появляться у себя в руке. Толпа из прошлой ночи разошлась, а матросы не обращали внимания на нее, облаченную в это простое коричневое одеяние. Скрывавшие ее лицо накануне платки Лейла сменила на легкую шаль, которую свободно набросила на голову и плечи, чтобы ощущать солнце на своих щеках. Как всегда, она была рада сбросить свой костюм купца и наслаждаться анонимностью на следующий день после сделки.
Еще одна радость – знакомые, подернутые дымкой очертания Мадинны вдали. Вид города вызвал у Лейлы улыбку.
– Кадир, ты это видишь?
Джинн, принявший форму ящерицы и тихо жужжащий ей в ухо, чуть подвинулся у нее на плече, издав подтверждающий звук.
Она подошла ближе к фальшборту корабля. Даже сквозь оранжевую вуаль песка солнце светило достаточно ярко, чтобы можно было разглядеть ярусы великого пустынного города, Мадинны. На самом верху стоял дворец султана, состоящий из прекрасных белокупольных башен и минаретов, тянущихся к солнцу. Со всех сторон его окружали яркие здания – каменные и деревянные строения, с куполами и плоские, высокие и приземистые. И где-то среди этих строений, в переплетении кривых, извилистых улочек, был дом. Их дом.
– Интересно, как дела у Далии.
Голос Кадира, гораздо более тихий из-за его маленького размера в этой форме, раздавался прямо у нее в ухе.
– Как бы у нее ни шли дела, они намного улучшатся, когда мы зайдем с арендной платой.
Кадир прищелкнул (она так и не была уверена, чем именно, зубами или языком) и сказал:
– Да, потому что наша арендная плата равна всем монетам в нашем кошельке.
– Я не отдам ей весь наш заработок.
– Последняя плата была за мою кровь, знаешь ли.
Лули едва сдержала улыбку, оглянувшись на матросов. Хотя они были далеко не грациозными, она невольно считала, что они похожи на танцоров тем, как легко двигаются, готовясь причаливать.
– Так ты хотел бы, чтобы я оставила твои «кровавые деньги»?
Кадир зашипел:
– Мне не нужно ваше человеческое золото.
– Ах, как обидно. А я-то решила, что ты с удовольствием потратишь их на вино или женщин. Знаешь же, что твои памятные монеты никто не примет.
Она посмотрела на двустороннюю монету у себя в руке.
– Лули…
– М-м?
Она