Как-то к Ивану пришла Марфа, жена Николая-плотника. Родом она была из-под Мстёры, ребёнком в семье была единственным – не успела матушка других детей народить, померла вскоре, как первая дочь на свет появилась. Быстро это случилось, почитай, полгода всего после родов и прошло. Марфа даже вспомнить её лицо не могла, лишь тепло рук да нежность груди – вот и всё, что в памяти осталось. Марфин батюшка был одним из первых в деревне иконописцев. Он и дочку свою любимую пристрастил к этому занятию – научил её всему, что сам знал и умел. Нечаянно это получилось. С малых лет привыкла она часами стоять за спиной батюшки, когда он работал. Вставала так, чтобы он её не видел, не отвлекался от своего дела, а сама секреты его мастерства постигала.
Понял он, что дочь всерьёз живописным делом увлечена, начал ей поручать всякие незначительные детали на заказных парсунах вырисовывать: например, облака на небе или кустики всякие на дальнем плане. К иконам он её не допускал, мала ещё, да у неё и у самой душа к этому не лежала, не успела созреть, наверное. Там ведь всё большое, серьёзное. А она рвалась на маленьком кусочке дерева что-нибудь изобразить. Чаще цветы с ягодами, а то и зверей каких-нибудь невиданных, которых сама выдумала. Такие миниатюрки из-под её рук выходить стали, что батюшка нарадоваться на них не мог.
Жить бы ей да жить в батюшкином доме, но вот когда ей ещё шестнадцати не исполнилось, влюбилась она в молодого плотника, который в артели работал, что в их селе избы рубила. Бросилась к тятеньке в ноги, когда Николай пришёл её сватать. Тятенька очень Марфу любил, не стал он её счастью мешать. Вышла она замуж, перебралась к мужу в Лапино и принялась в свободное время потихоньку расписывать брошки, гребешки и прочую такую мелочь, которую её муж из всяческих отходов для неё делал. Зачем она этим занималась, и сама понять не могла. Зуд какой-то в руках возникал, вот она и брала инструменты всякие да краски с лаками, которые ещё из дома родительского с собой захватила, и начинала творить, что в голову приходило. Николай к этому с пониманием относился, не ругался совсем, а даже помогал изредка, когда, по её мнению, надобно было мелочь какую подправить.
Услышав, что Иван в офени подался, она и попросила его совета, куда можно свои поделки пристроить. Целый мешок приволокла к ним домой, чтобы он своим опытным глазом посмотрел, будет это продаваться или так, пустая затея. Иван глянул и обомлел. Такую красоту эта Марфа творила. А уж пуговицы деревянные, расписные, крупные, яркие, для праздничной одёжи пригодные, что в той куче оказались, которую Марфа на стол вывалила, настолько хороши были, что их хотелось тут же к чему-нибудь пришить да так на улицу выйти, пусть все любуются. Без всякого совета с Тихоном Иван чуть ли не половину своей котомки наполнил Марфиными поделками. Договорились, что если они будут продаваться,