Я должна убраться отсюда как можно скорее.
Через пару минут приносят второй поднос с едой для меня, тоже несколько блюд на выбор. К тому времени я уже вымыла карапузу ручки, и он набил себе рот творогом и теперь увлеченно рисует соцветием брокколи на поверхности журнального столика.
Аппетита у меня нет, однако заставляю себя проглотить половину бутерброда. Даже не замечаю, с чем он. Не чувствую вкуса.
Через час уже знакомый охранник приносит мешки с вещами для ребенка: подгузники, сменную одежду, детское мыло, влажные салфетки, пеленки и прочее. Наверняка я многое забыла, однако, не имея опыта с детьми, горжусь своими покупками.
Остальную часть дня мы проводим в играх, благо игрушек нам привезли целую кучу. Заметив в пакете игрушечный пистолет, откладываю в сторону. С ума сойти! Ребенку еще года нет, а они…
В том, что хозяин работает на синдикат, сомнений уже нет, как и в том, что он занимает высокую должность. Его имя – тоже Нико, как и у ребенка, – ни о чем мне не говорит. Пытаюсь выпытать полное имя хозяина у охранника, но он притворяется глухим.
Запрещаю себе паниковать. В синдикате немало богатых людей. Хозяин дома может оказаться торговцем, владельцем отелей, клубов, бизнесов… да кем угодно. Мало кто из богатых людей имеет отношение к правящей группировке. О моем побеге отец объявлять не станет, так как это позор для семьи. Розыск будут проводить тайно, поэтому никто из здесь живущих не увидит мою фотографию в газетах или новостях.
Да и с какой стати хозяину дома мной интересоваться? Вид у меня не ахти какой, никто и есть никто. Не стою второго взгляда, Орсон это подтвердит.
Для себя я не попросила ничего, даже зубной щетки. Упорно надеюсь, что меня скоро отпустят. Как только хозяин удостоит меня вниманием, пообещаю ему молчать о случившемся и уеду. Зачем ему меня удерживать? Я даже имени его не знаю, поэтому не смогу никому рассказать о внебрачном ребенке. В синдикате к этому относятся серьезно, здесь все по старинке, согласно традициям. Балом правят старые и порой недобрые ценности.
Ужин нам приносят вкусный, однако со мной никто не разговаривает. Прислушиваясь к тишине в доме, пытаюсь справиться с нервным напряжением, которое бурлит и просится нарушу. Слезами, криками, истерикой.
Укладываю малыша спать и успокаиваю себя, что пребывание в чужом доме может обернуться в мою пользу. Отец уж точно не станет искать беглую дочь на принадлежащем незнакомцу участке. А когда меня отпустят, уговорю охрану вывезти меня за пределы поселка, а то и города. Их уж точно не остановят и не станут допрашивать.
Малыш забавно сопит во сне, и я тоже закрываю глаза, убаюканная тишиной и форсированным оптимизмом.
Просыпаюсь внезапно, будто от толчка. Вокруг темно, в саду никаких фонарей, однако с правой стороны балкона виден ареол света. Поднимаюсь с постели, бесшумно приоткрываю дверь балкона. Влажный дух зимы леденит голые коленки, стягивает кожу. За неимением пижамы я легла спать в футболке и стрингах, и теперь от холода покрываюсь ледяными мурашками