Финальные титры идут на фоне последних кадров, где отважный штатовский студент со своей подругой топают по снежному полю в заново обретенный свободный мир.
Когда кино закончилось, в глазах Элли и еще пары девчонок из нашего класса стояли слезы умиления. Да и пацаны заметно расчувствовались. Лишь меня разбирал гомерический хохот.
– Серж! С чего тебя так плющит? – вытаращилась на меня Элли.
– Это просто финиш! – кое-как отдышавшись, вымолвил я. – Такой хрени я еще не зырил!
– Ты о чем?
– Об этом, – я кивнул на экран.
– Ты хочешь сказать, что в «Рожденном» все неправда?
– Однозначно.
– Ты просто дальше Москвы не выезжал, – уверенно произнесла другая наша одноклассница. – Там везде такая жуть.
– Ха! Да я до одиннадцати лет вообще в тайге жил!
– Ну это ты пургу гонишь! Где жил, в берлоге с медведем?
– В поселке, где часть отца стояла. И еще до фига где бывал! И зоны тоже видел: их таких, как в этой штатовской лабуде, ни фига не бывает!
– А какие же они бывают? – присоединился к разговору Златкин.
– А такие! Бабы и мужики вообще в отдельных зонах сидят! И с оружием никто из охраны внутрь не ходит. Только по периметру на вышках с автоматами стоят!
– Че-то ты гонишь…
– Не гонит, – медленно произнес Боб, до сей поры молча наблюдавший за нашей перепалкой. – У него же фатер зону охранял. Так ведь, Серж?
Как раз накануне этой вечеринки в Москве проездом оказался отец. Матушка с бабкой наотрез отказались принимать его дома. Тогда батя, вызнав, в какой школе я учусь, подошел туда, подгадав как раз к концу уроков. Приезжал он, кстати, поступать в академию, куда наконец-то ему дали направление, после того как он искупил свою вину командировкой в Чернобыль. Появился в нашем школьном дворе, разумеется, в форме. И кто-то, скорее всего из взрослых, сразу определил в незваном госте по краповым петлицам и околышу на фуражке, офицера-конвойника.
– Да! Охранял! – произнес я. – И что?
Мое состояние в тот момент было как у мошенника, чей обман неожиданно вскрылся. И одновременно с трусливым стыдом меня переполняла злость: а почему я должен стыдиться, что мой батя конвойник? Не педик же, в конце концов, как старший брат того же Русика, студент консерватории, чуть ли не в открытую живущий со старым профессором?
Об этом я знал от своих одноклассников. Но если в прежней школе о гомиках говорили с отвращением, как о чем-то мерзком, то на Арбате над всеми этими добродушно и понимающе потешались. А Элли как-то и вовсе обмолвилась, что однополая склонность – первый признак таланта, если не гениальности.
– И