Мне бы никогда не взбрело на ум сочинять записки, если бы судьба не забросила меня в неведомые края; но поскольку я навеки разлучен с родиной, пускай те, кто обнаружит мой хладный труп, узнают, каковы были мои радости и невзгоды.
Родителей своих я никогда не знал; многие другие существа находятся в таком же положении, но, в отличие от меня, не смеют в том признаться. Впрочем, благородство моих привычек заставляет меня думать, что я веду свой род от тех славных Ящеров, которым поклонялись жрецы Крокодилополя[202]. Пристрастие к вкусной еде и к праздности с достаточной ясностью обличает мое аристократическое происхождение.
Однажды прекрасным летним утром (история моя начинается точь-в-точь как современный роман) я пробил скорлупу родного яйца и впервые в жизни узрел солнечный свет. Слева от меня располагалась пустыня, усеянная сфинксами и пирамидами, справа – Нил и цветущий остров Рода[203], испещренный аллеями смоковниц и апельсиновых деревьев. Это прекрасное зрелище распалило мою фантазию. Я бросился в реку и сделал первый шаг на гастрономическом поприще, сожрав проплывавшую мимо свежайшую Рыбку. На песке оставались еще четыре десятка яиц, подобных тому, из которого только что явился на свет я сам, но я нимало не озаботился судьбой моих братьев. Пошли они на завтрак Выдрам и Мангустам или вылупились без происшествий – мне до этого дела нет. Разве для честного Крокодила семейные узы – не постылые цепи, от которых следует поскорее избавиться?
Десять лет я прожил, худо ли, хорошо ли утоляя голод Птицами-рыболовами и бродячими Собаками. Достигнув сознательного возраста, то есть такого, когда большинство живых существ перестают сознавать, что говорят, я посвятил свой досуг философическим размышлениям, плодом которых стал нижеследующий монолог: «Природа, – сказал я себе, – наделила меня своими лучшими дарами. Эта щедрая родительница не пожалела для меня ни прелестного лица, ни стройной фигуры, ни вместительного желудка! позаботимся же о том, чтобы с пользой употребить эти сокровища. Я создан для горизонтального времяпрепровождения – предадимся же неге; у меня четыре ряда острых зубов – станем же есть других и постараемся не быть съеденным ими. Двинемся по пути наслаждений, усвоим себе мораль жуиров, у которых никакой морали не водилось сроду. Станем избегать брачных уз; к чему делить с подругой ту добычу, которую можно употребить в пищу всю целиком; к чему осуждать себя на многочисленные жертвы ради того, чтобы воспитать ораву неблагодарных юнцов?
Таков был избранный мною план, и ни одна Крокодилица, рожденная в водах великой реки, не сумела своими чарами заставить меня отречься от обета безбрачия. Лишь однажды ощутил я в своей душе сильную страсть к одной юной особе пятидесяти двух лет от роду! О Аллах! как она была хороша! Ее головка была такой плоской, словно только что вышла из тисков,