Владимир знал, что Драгомир отсидел срок в тюрьме. Знал его потребности, тайны и планы, о которых никто из Братства даже не догадывался. Знал, где лежат их с Драгомиром отложенные деньги. Знал до мельчайших деталей план ухода из Братства. Люди верили Драго. Видели в нём человека, способного исцелять одним лишь словом. Не догадывались, что этим же словом он подписывал им смертный приговор после того, как пополнялся бюджет организации.
Владимир помнил, как Вера Вербицкая появилась на пороге Братства. Нутром чуял, что с неё начнутся проблемы. С облегчением встретил новость о её смерти, но понял, что это, по сути, не нарушило привычный уклад Братства. И когда среди зрителей зала он увидел её дочь, беспокойно оглядывающуюся по сторонам, то понял, что недооценил угрозу с самого начала.
Сейчас Марина Вербицкая сидела среди членов Братства, и Владимир видел, какими глазами на неё смотрел Драгомир. Он хотел эту женщину. Он был готов пойти в самую тьму души, чтобы получить желаемое.
Задача Владимира заключалась в том, чтобы этого не случилось.
У него давно не осталось щепетильности в вопросах жизни и смерти. Он делал лишь то, что считал нужным. И в этот раз поступит точно так же.
Глава VII. Горький кофе
Оказавшись в предоставленной ей комнате, Марина села на кровать и обхватила голову руками. Видела лежащую спичку рядом с керосиновой лампой, которую накануне зажёг Драгомир Новак. Вспоминала его вкрадчивый голос с бархатными нотами, от которых у неё бежали мурашки по коже. Его пристальный взгляд за завтраком. Он лишь однажды посмотрел на неё, но этого хватило, чтобы её сердце пропустило два удара. Она порывалась встать и уйти, но, мысленно обругав себя за трусость, осталась вместе со всеми за столом. Пыталась вслушиваться в то, что рассказывала Катерина, но не могла сосредоточиться на её словах, испытывая смесь тревоги, досады и злости. Из всех собравшихся именно Катерина вела себя с ней по-матерински мягко и дружелюбно, от неё веяло искренним теплом и участием, что сбивало с толку Марину, лишённую в детстве подобного отношения.
Патрик Чермак, сидевший рядом, напоминал типичного петербуржца преклонных лет – интеллигентный, расслабленный, начитанный и меланхоличный. Его вполне можно было представить сидящим в парке с томиком Булгакова и с пакетом проса для птиц. Его картавый голос успокаивал