– Кстати, сом, – говорит Лена, – зовёт уже тебя к ужину.
– Лен, – радуюсь я, – ты у меня просто…
Лене нравится моя радость. Но прежде, чем усесться за сома, я должен договорить:
– …тот, – говорю я, – слепоглухонемой!
– Идём уже… Заладил…
Я не сдаюсь:
– Зачем жить? Многие, все, все до нашего времени, все, кто правил странами и народами так и жили. Многие так и живут. При упоминании аббревиатуры ДНК (DNA) они кривятся, они не понимают, при чем тут ДНК. Она напоминает им урок биологии в седьмом классе, экзамен по которой они дважды заваливали. Они только морщатся: неприятные ассоциации, да и детство давно прошло. И при чем тут ДНК? Они строят счастливую жизнь своего народа на валовом продукте и рабочих местах без учета возможностей более полной реализации его генофонда.
– Строят же! – говорит Лена.
– Они снова построят гроб…
– Ты опять оседлал своего коня? Опять ода гену? – спрашивает Лена.
– Ода? О! Да!.. Где там наш сом?
«Отыщу твою безымянную планету, поаукаю там. Придумаю веские доводы и причины решиться прижиться (прижаться) … отыщу там место как раз под моё сердце… прижаться (остаться-не расстаться…) свернусь котёнково и замурлыкаю тебя… изнутриии. и.и…».
Какой там Дюрренматт?! Я не знаю, знает ли Тинка… этого… с бородой?..
«Котёнково…».
А лысого? Как там его?..
«Тинннн…».
Ага, звени, звени…
Глава 16
Итак, Наполеон бунтовал. Эта гибельная победительность его клеток, как облако саранчи, как полчища татар, как лава вдруг ожившего вулкана, как ползучая чума стремительно наползала, накрывала и убивала едва уносящих ноги живых клеток, но по всему было видно, что век их недолог и спасения им не будет. В чем дело? Что произошло? Даже Цзю со всей своей мощной биоэнергетикой и удивительной экстрасенсорикой была в растерянности. Такого мы еще не видели… Спасение пришло нежданно-негаданно, пришло неожиданно, тихо, как тать. Аня – вот кто был нашим спасителем.
Я рассказываю как было дело.
– … и вот однажды, – говорю я, – привычно возясь с культурой клеток императора, Юра заметил, что их поведение существенно отличается от обычного, как только в комнате появляется Поль. Едва он приближался к камере, как у клеток появлялась избыточная взаимная агрессивность, они просто набрасывались друг на друга, как крысы, подвергнутые электрострессу в ограниченном пространстве. Клетки, конечно, не царапали друг другу мордочки, встав на задние лапки, не грызли друг друга до крови своими острыми белыми саблевидными резцами, но у них были свои молекулярные инструменты агрессии. Часть из них, что покрепче и понастырнее приводила в отчаяние