Услышанное вызвало оторопь у Бласта и Петал.
– Ничего себе! – Бласт был поражён. Ему, в волчьем облике, слов не нужно было для выражения всей глубины изумления. – Как же это может быть?
– Неужели она – настоящая мать «нашего» Георга? Помнишь, ведь Чиста называла его подкидышем! – Петал обуревали смешаные чувства. С одной стороны, Георг своими мистическими инструментами поддерживал жрецов, расплатившихся гибелью всего побережья за собственное бессмертие. А с другой – он спас её от этих же жрецов, справившись с ситуацией совершенно безвыходной. И она не могла не испытывать благодарность к нему.
– Нет! Таких совпадений не бывает! Где мы и где Георг! – волчье общение без слов, чистыми смыслами всё больше нравилось Бласту.
– Думаешь? Судя по упоминанию Края Белоглазых тан – случаются!
– Да и как мог он попасть в такую даль? Да ещё младенцем? Кто и зачем потащил бы его туда?
– Это так. Но согласись, что со своими могущественными барабанами он оказался там весьма к месту!
– Как и эта женщина со своими дарами Минерве! Когда Георг перенёс нас сюда столь причудливым образом, я был голоден, как волк! Будто весь путь пешком проделал!
– Она выглядит такой одинокой! – волчица Петал потёрлась ухом о плечо Бласта. – Поговорить бы с ней!
– Если «наш» Георг и в самом деле её настоящий сын, то она – единственный хоть как-то знакомый нам в этих землях человек! Может быть, она согласится быть с тобой, пока я работаю? – Бласт любое событие подгонял под тему, так взволновавшую его недавно.
Петал эта мысль показалась стоящей. Они крадучись проследовали за женщиной. Впрочем, представляться в волчьем обличье не решились. А когда она разожгла во дворе огонёк и начала хозяйничать, вовсе по-звериному отшатнулись.
Наутро хозяйку здорово удивили многочисленные звериные следы вокруг двора. Что-то тревожное было в этом. Что-то напомнило. Женщина задумалась.
Петал любовалась Бластом.
Его волчья шкура, будто само воплощение новизны, была густа и отливала в лунном свете цветом ядовитого реальгара.
А он красовался, замечая её взгляды.
Её не смущало, что упоительный волчий вой мужа давал фистулу.
Пытаясь реабилитироваться, он захотел показать себя в охоте.
Не зная точных приёмов, Бласт инстинктивно сделал свою походку стелющейся вдоль земли. Лопатки, с ершащейся на них шерстью, поднялись над спиной. Походка стала плавной и практически бесшумной – что было не так уж просто по траве!
Но заяц, за которым он впопыхах погнался, оказался кошкой, поднявшей от ужаса жуткие вопли. Вернулся Бласт униженный, с подранной в кровь мордой.
Пришлось ему списать неудачу на неудобство передвижения.
– Невозможно бегать, когда в один