В сквер посередине пешеходной аллеи высыпали уже все посетители "Параллели", удивленные, ошарашенные и возмущенные. До Ники долетали реплики: "Опять! Достало уже! Как ни приду, вечно у них тревога! Снова-здорово! Да они издеваются? Когда еще это МЧС приедет… До вечера тут, что ли, загорать, пока все проверят? Что за на фиг?"
Какой-то долговязый парень с крашеными волосами начал сварливо возмущаться, что ему не успели подать уже оплаченный обед, и сдабривать свою речь отборным матом.
– Зубы-то не простуди, – негромко сказал ему кряжистый мужчина с черным ободком въевшейся угольной пыли вокруг глаз. Крикун смерил взглядом могучего шахтера и сразу умолк. Дискутировать с таким суровым противником он не рискнул. "Молодец, – мысленно похвалила Ника воркутинца, несколькими словами утихомирившего крикуна. – Слушать противно. Терпеть не могу истеричных парней. Женщина-истеричка – пренеприятное зрелище, но когда мужчина чуть что, визжит, брызжет слюной и дергается, как припадочный – это еще хуже! Сейчас это называют свободой личности и умением дать выход эмоциям – это, мол, в ваше доисторическое время мужчины не плакали и жили на восемь лет меньше женщин, а мы, молодые и прогрессивные, не скрываем свои чувства и не стыдимся этого… Вот только зрелище не из лучших! Правильно рассуждают северяне, – она вспомнила, как Наум наглядно описал ей характер коренных жителей Заполярья на примере своего друга: тут все бурлит (рука ложится на грудь), тут все молчит (вторая ладонь прикрывает рот). И среди них немало людей, которые в сто лет еще на охоту ходят и за нартой бегают по тундре; значит, сдерживать эмоции не опасно для здоровья!"
Раздалось завывание сирены. К "Параллели" подкатили машины спасательной службы, и из них в корпус устремились люди в форме, бронежилетах и касках.
"Ладно, подожду, – Ника села на скамейку в зоне для курения. – Подарки-то покупать надо…"
Тенькнул