– Аналогично, – не отводя глаз от гебронца, ответила я.
Тот, видимо, почувствовав неладное, как-то весь подсобрался.
– Но не сейчас, – растянув губы в улыбке, решила я, – Сейчас блины.
– Да! – заголосил, нарезая круги по комнате, радостный Поль.
– Мама, ты хорошая и красивая! – восхищенно воскликнула Кэти и побежала догонять брата.
– Самая красивая и самая хорошая, – тихо прошептал стоящий возле меня Ифа.
– Только вот где здесь кухня? – растерянно взглянув на гебронца, спросила я.
– Позвольте, я вас провожу, – голос, шершавый и какой-то песочный, прозвучавший так неожиданно в детской, заставил меня обернуться, а детей замереть на месте.
У двери стоял тот самый закутанный по самые глаза в желтый балахон иноземец, который вроде как не говорил.
– Проводите? – на автомате переспросила я, пытаясь вот уже в который раз определить расовую принадлежность иноземца. Как-то мне совсем не по себе, когда не знаю расу субъекта, с которым вынуждена общаться. Не знаю откуда у меня это. Но когда знаешь расу, ее особенности, можешь предугадать, чего вообще ждать от иноземца. И тогда как-то легче становится что ли…
– Да. Следуйте за мной, – повернувшись, попросил жёлтый и, махнув тонким чешуйчатым хвостом, вышел из детской.
– Дети, от меня далеко не отходить, – стараясь не нагнетать атмосферу, попросила я. Не хотелось, чтобы малыши осознали, что мы в опасности, но и в неведении их оставлять опасно. – Мы в гостях, поэтому давайте вести себя воспитанно. Хорошо? – строго посмотрев на притихших малышей, попросила я.
– Да, мама, – дружно отозвались посерьезневшие карапузы.
– Ну, вот и умнички. Пиксли, вы с нами?
– Конечно. Куда же я от вас? Тем более, что господин мне голову оторвёт, если с… – гебронец осекся и как-то резко посветлел.
– Ну, вставайте тогда. Чего расселись? – как можно беспечнее воскликнула я. Стараясь не вникать в смысл сказанного и не читать эту слишком знакомую растерянность в глазах застывшего иноземца.
Жарить блины было привычно. Но это занятие как-то совсем не клеилось с происходящим вокруг: с этой огромной кухней и притихшими карапузами, сидящими за огромным деревянным столом, а ещё с чересчур часто вздыхающим Пиксли и молчаливой желтой фигурой, маячившей справа на периферии моего зрения.
Первые три блина получились комом…
Потом дело кое-как пошло, но, в очередной раз сняв блин и положив его в стопку таких же, схватилась рукой за сковороду и обожгла ладонь. Вообще не знаю, о чем я думала, когда это сделала. Но было больно. Очень. Зашипела, не в силах сдержаться. И затрясла рукой… Лишь бы не расплакаться.
Дети болтали с Пиксли, уплетая румяные блинчики, поэтому ничего не заметили. Я налила на раскалённую сковороду тесто и, поставив на огонь, поднесла руку к лицу и лизнула покрасневшее место. На мгновение жжение прекратилось.