Стараясь не допустить в голос ни капли несерьезности, юмора, подначки, напомнил:
– Приступим. Девочка в очках и красном пальто, как у Сони, как и вы, желала в кино. Когда это было?
– А вот когда мы к вам в гости заходили.
– Что же вы сразу не сказали?
– А нам дали рот раскрыть? – возмутилась Сонька.
Снова помолчали.
– Ну а сейчас-то что было?
Тишина.
– Напоминаю вам, что вы в данном случае являетесь свидетелями, – строго напомнил он, – и показания давать обязаны.
Палкина, поколебавшись, продолжила:
– Тогда так: дальше кино началось, все ушли в зал. Мы собрались уходить, и девочка тоже собралась. И тут к ней подошла эта убийца, и ну что-то говорить.
– Убийца.
– Да.
– И что потом?
– Потом пошли за угол.
– За угол чего?
– Кинотеатра.
– Кинотеатра, – повторил Сергей.
– Да. А мы ушли.
Убийцы у кинотеатра «Родина» – допущение захватывающее. А почему вдруг эти две решили, что убийца – неясно. Тогда, когда эти две гуляли, а мамаша с теткой устроили переполох на юбилее, никакого криминала не случилось? Нет.
А может, вообще заливают. А может, и нет. Критически не хватало опыта общения с этими отдельно взятыми малолетними свидетельницами. Их никакой ответственностью не напугаешь – они и слова такого не знают, а вот запереться раз и насовсем могут запросто.
Чтобы выиграть немного времени, Сергей, с серьезным видом кивая, достал целую пачку бумаги, критически осмотрел ее, подбил по краям, пододвинул чернильницу, взял на изготовку перо. Начал веско, напоминая самому себе Сорокина:
– Благоволите, Софья Ивановна, ответить на серьезный вопрос: по каким внешним, то есть заметным признакам можно определить убийцу?
Расчет оправдался, Соня, собрав мордочку в кулачок, укорила:
– Как же, дядя Сережа, вы – да и не знаете? Тощая, как баба-яга, белая, как моль, чумазая, вместо глаз дырки в голове. Такая перекошенная. – Она остановилась, с подозрением спросила: – Ну же. Почему не пишете?
Тут Акимов был на знакомом поле, деликатно пояснил, покачивая пером:
– Это, Софья Ивановна, не есть приметы.
– А что же?!
– Точнее, приметы, но неопределенные и неясные. Так можно описать любую особу. Любую то есть женщину. Только, – он погрозил пальцем, – надо о взрослых повежливее говорить. Не белая, как моль, а блондинка. Как твоя мама. Ясно?
Соня машинально кивнула, пытаясь взять в толк, где что в сторону вильнуло.
– Стало быть, не глаза как дырки, а усталые, можно сказать, запавшие. Так бывает от горя, от болезни. Согласна?
Встряла, потеряв терпение, Наташа:
– Все бывает, дядя Сережа! Только она никакая не больная и не уставшая, а злая-презлая.