Распоряжения Блюхера поставили Йорка в весьма неприятное положение. Покушения овладеть сильными крепостями не обещали ни малейшего успеха; обложение Меца и Тионвиля с обеих сторон Мозеля требовало разделить корпус на несколько частей, которые были бы лишены сообщения между собой по неимению мостов, судов и понтонов. Число войск в корпусе, вместе с не успевшим еще присоединиться Восточно-прусским полком, не превышало 20 000 человек3. В таких обстоятельствах едва ли было основательно требовать, чтобы Йорк, при самом открытии трудного похода, пожертвовал «тысячу человек и более» для действий, коих успех был крайне сомнителен. Генерал Йорк, не желая возложить ответственность в таком предприятии на подчиненных ему генералов, решился убедиться лично в возможности данного ему поручения. Рекогносцировки, им произведенные, удостоверили его, что всякое покушение овладеть помянутыми крепостями было напрасно, а временное обложение их могло повести к раздроблению корпуса и не позволило бы сосредоточить большую часть его прежде 16 (28) января.
В главной квартире Блюхера ожидали совершенно иных последствий от действий йоркова корпуса. Успешное покорение Бюловым крепостей в Голландии подавало многим надежду, что французские коменданты нигде не окажут упорного сопротивления. Полагали, что Йорк не сделал всего, что мог сделать: «Генерал Йорк, – по словам Мюффлинга, – проехался от одной крепости к другой и раздал везде визитные карточки»4. После этих неудачных покушений Блюхер, отказавшись от нечаянных нападений на крепости, приказал Йорку, оставив для наблюдения за ними казачьи отряды и часть подкреплений, следовавших к армии, двинуться к Витри. У Саарлуи был оставлен один из прусских ландверных кавалерийских полков под начальством майора Биберштейна; генерал-майор Редер (Roder) с частью кавалерии клейстова корпуса наблюдал за Люксембургом и Тионвилем, а генерал-лейтенант Бороздин с полками Митавским и Новороссийским драгунскими и 2-м и 4-м Украинскими казачьими, в числе от 1700 до 1800 человек, обложил Мец5.
Генерал Йорк, желая приобресть хорошее расположение жителей, воздерживался от реквизиций, коими столь неумеренно пользовались французы во все продолжение наполеоновых войн, и сам за все платил наличными деньгами. Во время квартирования в Понт-а-Муссон, где Йорк стоял в замке одного из французских генералов, он потребовал при отъезде счет издержкам для заказанного им для себя обеда на 20 приборов и получил от метр-д’отеля в ответ, что с него не возьмут ничего, и что хозяин считает большой для себя честью пребывание у него в доме знаменитого генерала Йорка. Но суровый Йорк, зная, что этот самый французский генерал, в 1806-м году, находясь в Берлине, занимал квартиру в королевском дворце, потребовал к себе метрдотеля и сказал ему: «Конечно, я могу и имею право не только занять этот замок, но разорить его до основания