– Как? – вскричал папаша Табаре. – Подлинные письма? Но это же безрассудство!
– Почему?
– Он мог их… Да он мог сделать с ними все, что угодно!
Адвокат положил старику руку на плечо.
– Я ведь был там, – глухо ответил он. – Уверяю вас, никакой опасности не было.
Лицо у Ноэля вспыхнуло такой яростью, что папаша Табаре даже немного испугался и инстинктивно отодвинулся. «Да он убил бы его!» – подумал старик.
Адвокат продолжил рассказ:
– Я сделал для виконта Альбера то же, что сделал сегодня вечером для вас, мой друг. Я избавил его от чтения, по крайней мере в тот раз, всех ста пятидесяти шести писем. Я посоветовал ему ознакомиться лишь с теми, что помечены крестиком, и обратить особое внимание на строки, подчеркнутые красным карандашом. Тем самым я сокращал его муки…
Виконт сидел за маленьким столиком, таким хрупким, что на него даже нельзя было облокотиться, я же стоял спиною к горящему камину. Я следил за всеми его движениями и наблюдал за лицом. Да, никогда в жизни я не видел ничего подобного; проживи я хоть тысячу лет, этой сцены мне не забыть. Меньше чем за пять минут лицо виконта изменилось настолько, что его не узнал бы даже собственный камердинер. Он схватил носовой платок и время от времени машинально подносил его ко рту. Прямо на глазах он побледнел, а губы его могли сравниться белизной с платком.
На лбу у него сверкали крупные капли пота, глаза потускнели, словно покрылись какой-то пленкой. Но кроме этого – ни возгласа, ни слова, ни вздоха, ни жеста – ничего. Был миг, когда мне стало его так жаль, что хотелось вырвать у него письма, бросить их в огонь, обнять его и воскликнуть: «Ты – мой брат! Забудем же все, останемся каждый на своем месте и станем любить друг друга!»
Папаша Табаре взял руку Ноэля и крепко пожал.
– Узнаю вас, мое благородное дитя! – проговорил он.
– Я не сделал этого только потому, что спросил себя: «Если письма сгорят, признает ли он меня своим братом?»
– Совершенно справедливо.
– Примерно через полчаса виконт кончил читать. Он поднялся и встал передо мною. «Вы правы, – сказал он мне. – Если это письма отца, в чем я не сомневаюсь, то все сходится на том, что я не сын графини де Коммарен». Я молчал. «Но это лишь предположения. Есть ли у вас другие доказательства?» К возражениям я, разумеется, был готов. «Жермен сможет подтвердить», – сказал я. Он ответил, что Жермен скончался несколько лет назад. Тогда я напомнил ему о кормилице, вдове Леруж, и объяснил, что найти