Заполье. Петр Краснов

супруга достаточно удостоверилась, наконец, в отцовских чувствах будущего папаши и даже обговорила их, некие гарантии взяла, что ныне, вообще-то, естественно ввиду мальчиковых преимущественно размеров ответственности, – все, обыкновенно, понемногу возвращалось на круги своя. Теперь уж не она, а он становится заложником и чувства своего крепчающего, и некой, вдобавок, вины, о какой ни на день ему не дают забыть с помощью всего наработанного и отточенного эволюцией просвещенческих веков инструментария, до того богатого тонкостями всякими, оттенками и мелочами вроде бы – хотя мелочей-то тут, как и в другом каком сугубо важном деле, не бывает, – что впору, изведавши, за обстоятельную монографию о том садиться… нет, великое дело – привязанность, особенно если покрепче привязать. Но это все, как говорится, по прошествии, а пока совсем не до иронии было.

      Прошло и у них; и вот теперь она наверстывала, день ото дня требовательней, капризней… И уже нельзя было сказать, что по-другому не может, – нет, не хотела, это одно, но и, похоже, на самом деле ничего поумней найти, придумать не могла, даже верила, может, что так оно лучше – ей, разумеется. Пытался говорить – делала вид, что ей решительно невдомек, чего же еще он хочет от нее; и срывалась тут же, что это сам он понимать не хочет состоянья ее, представить даже не может, только о себе почему-то думает, ну и прочее с прочим. Имел случай – в ответ на какой-то совершенно бессмысленный, да и, скорее всего, непроизвольный даже упрек ради самого упрека – тещу вопросить: какая вина, мол, зачем виноватят его обе они, явно и неявно, иной раз как на врага глядя, на причину всех зол, беременности в том числе?.. Но та, кажется, и вправду не поняла, о чем речь, потому как вся была в панической заботе о беременности дочки, будто бы ужасно трудной, и ни о чем ином говорить и думать не могла, кроме одного: ей надо срочно, дескать, лечь на сохранение – хотя в том не видели никакой нужды ни врачи, ни дочка сама… Каким-то образом все это понимавший Алексей лишь сочувственно, что вообще-то редко с ним бывало, хмыкал: да-а, две бабы с высшим образованием на тебя на одного – это перебор, явный…

      Поселянин появился чуть не следом – хмуроватый как всегда, будто чем недовольный; большую провиантскую сумку подоткнул к холодильнику в прихожей, сказал выглянувшей из кухни Ларисе:

      – Привет мещанскому сословию. От благоверной тоже, – и кивнул на сумку, – разбери там… Как, носишь?

      – Ношу, – вздохнула жена. – Это вам игрушки…

      – Ну, конечно. А вы в эти игры не играете… ну ни боже мой.

      – Спасибо – но что так много-то…

      – А это вы уж с нею разбирайтесь, мое дело довезти. Да и где – много?..

      Прошли в кабинет, она ж и гостиная, Алексей сел на диван, откинулся, зоркие в прищуре, холодные глаза его первым делом заходили по книжным полкам.

      – Ну, как крестник мой?

      – Ванюшка-то? – с видимым удовольствием и усмехнувшись, произнес тот сына имя. – А что ему! Мало ему ходить – бегать