У Антонины Ильиничны была каракулевая шуба и тяжелое старомодное драповое пальто на ватине с норковым воротником. Она предложила Вере и то, и другое на выбор. «Носила» Вера очень аккуратно. И в шубе, и в пальто полнотелой и невысокой Антонины Ильиничны она с легкостью умещалась даже с животом. Правда, и шуба, и пальто были ей коротковаты, но… что уж тут поделаешь? Вера выбрала пальто. Шуба была легче, зато пальто – теплее. И все равно пришлось раскошелиться: купить из «детских денег», как они обе стали называть Верину заначку, зимние сапоги «на манной каше».
На старой ножной швейной машинке Антонина Ильинична сшила Вере пару просторных длинных блуз, а на спицах связала два мешковатых свитера. Вера так и проходила всю беременность в джинсах, в которых приехала из Сочи, только «молнию» перестала застегивать и пришила пуговицу на резинке. Под свитером не было видно. Лишь на самые лютые морозы она купила себе безразмерные шерстяные рейтузы и широкую юбку.
Были, конечно, и радости. Вера навсегда запомнила, как ребенок впервые шевельнулся у нее в животе. Сидя на лекциях, она блаженно улыбалась, мысленно разговаривая с таинственным существом, и оно весело отвечало ей легкой морзянкой. Она работала, чуть не засыпая за столом от усталости, Антонина Ильинична гнала ее спать, а Вера все с той же с улыбкой отвечала:
– Ничего, я в хорошей компании. У меня тут один футболист голы забивает.
Они заранее купили кроватку, коляску, манежик и полное приданое. Это считалось плохой приметой, но оставить ребенка без кроватки и без одежек было бы еще хуже. У Антонины Ильиничны было в Долгопрудном много знакомых, мебель и коляску удалось купить недорого. Только со «строллером» решили повременить. Пусть малыш подрастет и начнет держать спинку.
И вот в конце апреля футболист пробил одиннадцатиметровый. Началось исподволь, так незаметно, что Вера поначалу ничего не поняла. С утра ее мучили тянущие боли в пояснице, но такие боли донимали ее уже давно, и она встревожилась далеко не сразу. Лишь заметив, что приступы стали регулярными, она пожаловалась Антонине Ильиничне. Та всплеснула руками:
– Что ж ты молчала?! А я смотрю, ты места себе не находишь…
– Я думала, у меня еще есть неделя, – виновато оправдывалась Вера.
Антонина Ильинична вызвала «Скорую» и отвезла Веру в роддом. В роддоме была уже другая женщина-врач, громадная, могучая, как борец сумо, громогласная акушерка.
– Ну, девка, держись, – пророкотала она густым басом, осмотрев Веру. – Полежи тут покудова. Попыхти, помогает. Можешь поорать, душу отвести.
Но Вера старалась не кричать, только стонала время от времени и терпела молча. Ей казалось, что это мучение тянется уже лет сто, но, когда борчиха сумо снова вошла в предродовую палату, оказалось, что прошел всего час.
– Долго еще? – спросила Вера.
– Это уж как пойдет. Ничего, милая, ничего, –