– Точно об их намерениях ничего сказать не могу, но они так рвались в атрий, что готовы были прикончить меня, – отвечал Клодий, прикидывая, как бы добраться до еды и питья. – По-моему, надо выпить за нашу маленькую победу. Как ты думаешь, Марк Туллий?
– Да, да, всенепременно. Теренция еще спит. Мой милый Тирон предложил перекусить здесь, в таблине.
Они уселись за одноногий столик. Изящная безделка, за которую, рассказывали сплетники, консул выложил полмиллиона сестерциев. Марк Туллий едва пригубил вино, ну а Клодий с удовольствием осушил чашу до дна и протянул Тирону – тот наполнил ее вновь.
– Зосим! – крикнул молодой патриций.
Верный слуга тут же возник на пороге таблина.
– Держи! – Клодий отдал ему свою чашу с вином и вложил в руку самый большой кусок хлеба с сыром. – Ты заслужил этот завтрак, клянусь Геркулесом!
Картина III. Эпистолярный жанр
У Цицерона не было никаких свидетельств против заговорщиков и лично против Катилины. Консул попросту произнес блестящую обличительную речь в сенате. Отцы-сенаторы не пожелали сидеть рядом с Катилиной и быстренько пересели. Со всех сторон на Луция Сергия градом посыпались обвинения. Катилина вскочил, взбешенный, и закричал: «Вы хотите столкнуть меня в пропасть? Ну, хорошо! Только помните: пожар, горящий во мне, я потушу под развалинами!» Цицерону не хватило смелости немедленно его арестовать. В ту же ночь Катилина бежал из Рима. В Этрурии для него уже вербовали войска. Неужели ему удалось поджечь костер?
Из записок Публия Клодия Пульхра
23 декабря 63 года до н. э
I
Клодий принял ванну в своей баньке возле кухни. Ванна была вделана в пол, украшенный черно-белой мозаикой с изображениями спрутов и прочих морских чудищ, что свивались в замысловатый узор; если на мозаику проливалась вода, казалось, что твари шевелятся. Пол был теплым, и вода в ванной почти не остывала. Клодий прихватил с собой серебряную чашу с неразбавленным хиосским вином и так лежал, сибаритствуя.
Молодой патриций смертельно устал. С утра он принимал клиентов, потом был на форуме, после чего заглянул к сестрице Клодии, благо муж ее по-прежнему вдалеке; потом, переодевшись, бродил по тавернам, собирал слухи. Слухи, слухи, слухи…
Говорили о мятежах и пожарах, ждали Помпея, как будто тот мог чудом перенестись со своими легионами с Востока в Город. На ночную стражу надеялись, но слабо, хотя она была наготове и патрулировала Рим не только по ночам, но и днем. Что-то вызревало нарывом под каменной коркой ветхих инсул,[35] под шепот вольноотпущенников и беглых рабов. Все ждали огня, дымом уже попахивало изрядно.
Клодий задремал, лежа в ванной, и вдруг очнулся – Зосим тряс его за плечо.
– Я все узнал! – прошептал Зосим. – Я видел галлов… Сейчас они в доме своего патрона Фабия. Но послы аллоброгов[36] вот-вот выедут из Города.
– Ну и пусть едут. Взяток они никому не дают, а справедливости