Сава сделал себе чифирь. Предложил мне. Я выпил пару глотков за компанию. Гадость, конечно.
27 июля, полдень
С утра постреляли, поймали тишину и пару прилётов. Нацики рыхлят нашу тропу.
Сава проявил верх чести и благородства. Угощал зетовцев кофием со сгущёнкой. Кофе и сгущёнку сами зетовцы нам принесли пару дней назад. Хорошие парни. Подкидывают шоколад и прочие прелести для желудка.
Судя по тому, как часто бегаю с пакетиком, чтобы справить естественную нужду, ем слишком много, но мне кажется, что почти ничего не ем.
Игла мелькал. Подраненный. С парой новых дырок. Неугомонный. Говорит быстро, тараторкой, что-то рассказывает и снова исчезает. Ругается, как чёрт.
Малыш с Давинчи ползали смотреть, где лежат тела наших бойцов, оставшихся на поле боя после штурма. Надо выносить.
Когда братья вернулись, выпили вместе кофе, поговорили о женщинах. Здесь почему-то редко говорят о женщинах. Война отнимает много сил.
Малыш спросил у Савы, какие женщины лучше: ингушки или чеченки? Сава сказал, что лучше осетинки, потому что полностью выжимают. Малыш засмеялся. Говорит, я не про это, про красоту. Какие красивее? Сава ответил, что все красивые.
Нашли с Савой пару автоматов. Почистили, привели в боеготовность. Простая жизнь простых солдат.
Хочется выжить. Сегодня поймал себя на мысли, что хочется выжить. Как это будет здорово, если я выживу!
27 июля, к вечеру
Повербанк так себе. Механическую ручку замучаешься крутить, чтобы зарядить. Солнца мало. Ловишь луч, он быстро уходит. За полдня на пять процентов зарядил. Ладно, и это хлеб.
Телефон стараюсь не включать. Только если захочется с самим собой поговорить. Мне не хватает собеседника здесь. Равного себе. Равным себе могу быть только я. Вот и разговариваю сам с собой.
Один из симптомов шизофрении. Но есть нюанс. Шизофреники разговаривают сами с собой вслух. Я разговариваю сам с собой про себя. Чтобы никто не слышал. Значит, я всё ещё психически здоров. Но и здесь есть нюанс. Ха-ха-ха.
27 июля, вечер
На промзоне нашёл томик стихотворений Блока в жёлтой обложке. Даст Бог вернуться с боевого, почитаю. Соскучился по стихам. На первый круг брал с собой книжки Долгаревой и Тепловой. На второй круг решил ничего не брать. Душа требовала отстраниться от литературного процесса, забыть на время о существовании поэзии, чтобы перестать смотреть на окружающее пространство через призму высоких нравственных идеалов. Меня пугало, что я во всём видел прекрасное. Даже в ужасающем хаосе войны мне виделись не разруха, не погибель, а перерождение, обновление. Романтичная натура и мальчишество способствовали тому. А мне хотелось реальной жизни. Снять наконец-таки розовые очки и увидеть собственными глазами происходящее. Собственными, живыми. Но вот в чём загвоздка. Отстранившись от поэзии, отбросив в сторону розовые очки, я так и не увидел