Сабатеев колебался. Не взять подарок – значит, обидеть человека. Сунул-таки красивую бритву в вещмешок, где лежали его важнейшие принадлежности: пистолет, бинокль, планшет с картами, ну и заодно харч. Передал пожитки шофёру. Также осторожно поцеловал женщину в щёку. Оба улыбнулись на прощание. Сабатеев помахал рукой девчонкам и пошагал проверять колонну перед походом. Всё уже было готово.
Лейтенант заскочил в кабину. Полуторка тронулась. Александр ещё раз помахал из окошка трём фигуркам у обочины и крикнул, шутя:
– Уезжайте до мая! Не то здешняя мошка хуже фрицев!
Теперь уже точно они никогда не встретятся на бесконечных дорогах войны.
***
Надо же было случиться такому, что движок их полуторки внезапно забарахлил. Лёшка матюкнулся:
– Тьфу ты! Не хочет старая кобыла везти. Вот чуть больше груза положишь, так сразу показывает норов натура-дура.
Он искал повод, чтобы не чувствовать себя виноватым. Покосился на командира:
– Придётся повозиться.
Они двигались последними в колонне. Остальные машины пошли дальше.
Делать нечего, вылезли наружу. Вдоль разбитой колеи – непролазная чаща. В овражке неподалёку журчал ручей. На ветках уже пробивалась первая листва.
– Ну, раз такая оказия, – произнёс, вздохнув, Сабатеев. – Ты пошевелись, а я спущусь к ручью. Потом перекусим и двинемся дальше.
Он подумал, что сейчас удачный момент привести себя в порядок. Однако перед тем надо было осмотреться. Спустился вниз. Зачерпнул ладонью хрустальной водицы, попил. Заломила зубы от холода. Омыл лицо, осмотрелся. Вроде тихо. Лишь вдали – на западе – изредка громыхало. Туда не хотелось возвращаться, да куда денешься! Война жадно пожирала всё привозимое – боеприпасы, продукты и даже новых солдат. Тем не менее, их помощь ждали на передовой, как манны небесной. Немцы волками лютыми окружили город. И лишь маленькая полоска вдоль Ладоги соединяла его с остальной страной. Однако враг напирал, не желая ослаблять железное кольцо на горле Ленинграда. Сердце Александра тоскливо заныло: «Как там, в Сталинграде, зиму пережили мои родные?». Вестей от них не поступало.
– Уже починил, – сообщил Лёшка. – Плёвая вещь, натура-дура.
– Я даже не успел побриться, – с сожалением обронил Александр. – Ладно, скоренько пожуём, да и в путь.
Он открыл дверцу и заглянул в кабину. Его вещмешка не было. Перевёл взгляд на Лёшку. Тот стукнул себя по лбу:
– Вот натура-дура!..
Он не успел продолжить. Рывком открылась правая дверца кабины, перед лейтенантом вырос человек в красноармейской форме, лет тридцати пяти, высокого роста, крепкого сложения. Его суровый взгляд не располагал к мирному разговору. На уровне груди Александра был наставлен его родной ТТ. Налётчик громко и властно заявил:
– Ну-ка, руки подняли! Я из тех, кого вы называете власовцами, и сейчас обоих уложу. Можете не сомневаться.
Видя поражённые таким оборотом лица