Находка чемоданчика изменила весь привычный ход моей жизни. Я прекратил все ремонтные работы по дому, самонадеянно полагая, что внутренности чемоданчика повысят моё благосостояние настолько, что вопрос реконструкции моего старого дома станет неактуальным. Я уже видел себя провинциальным графом Монте-Кристо, и только иногда мысли о настоящем хозяине клада возвращали меня в реальный мир.
От соседей по улице я узнал, что бабушка, продавшая мне этот дом, до моей покупки, сама здесь никогда не жила, и только несколько последних лет стала сдавать его жильцам. На нашей улице она ни с кем не общалась. Я знал, что старушка уже умерла, и на появившиеся у меня вопросы ответа мне никто не даст. Тут я вспомнил, как бабушка жаловалась на последнего жильца. Мужчина, лет сорока, оплатил ей аренду дома на полгода вперёд, а сам сюда ни разу не заглядывал. Бабушка уверяла меня, что дом пришёл в такое убогое состояние только потому, что последний пропавший жилец никогда не отапливал и не проветривал дом. К окончанию оплаченного им срока, он так и не появился. Бабушка подождала ещё три месяца и выставила дом на продажу.
Любопытство, которое сгубило не одну кошку, терзало меня без остановки. Я решился на вскрытие моей находки. Как раз появилась возможность сделать это максимально аккуратно. Один мой знакомый обмолвился о местном умельце, который в приподнятом настроении мог починить всё, что угодно: от кофемолки до многопрофильного станка с электронной начинкой. Приподнятое настроение ему создавал алкоголь, который ему несли нуждающиеся в его золотых руках клиенты. Я заранее разузнал о слабости кудесника: Иваныч просто млел и приступал к делу с повышенным энтузиазмом, если клиент приносил ему в качестве «приподнимающего» что-нибудь новенькое для него. Я выбрал греческий коньяк, или то, что выдавали за греческий коньяк.
Иваныч жил в Сельце в своём двухэтажном гараже. Первый этаж у него занимала мастерская, а второй был обустроен под жильё. Свой гараж Иваныч использовал в качестве убежища по причине непрекращающейся ссоры с женой. В разговорах он именовал её исключительно «Коброй». Раз в месяц жена приходила за ним в гараж и со словами «хватит кобениться» уводила его домой. Через два дня Иваныч опять возвращался в гараж.
«Опять ты?» – удивился Иваныч, когда я появился в его мастерской и достал чемоданчик из пакета. Я сразу понял, что с чемоданчиком он уже был знаком, а меня он принял за его настоящего владельца. Я доставал из пакета коньяк и услышал, как щёлкнул замок на чемоданчике. Я испугался, что Иваныч сам заглянет в чемоданчик и увидит его содержимое. Я оцепенел от неожиданности, как всё это быстро случилось. В руках у меня заклинило бутылку коньяка, теперь уже по справедливости принадлежащую умельцу. Если бы крепкие руки Иваныча не вытянули у меня коньяк, он ещё долго бы оставался без вознаграждения. Я не мог пошевелиться и сказать хоть слово. Из ступора меня вывел лёгкий толчок в плечо пятернёй, в которой был зажат стакан с коньяком. Таким образом, Иваныч приглашал меня разделить с ним его гонорар. Мы выпили. Коньяк Иванычу понравился. Он сразу захмелел и начал возмущаться, как же я мог забыть дату «своего рождения», которая и была кодом на замке. Мне пришлось сочинить для Иваныча историю, как выписанные мне врачами таблетки привели к тому, что у меня появились серьёзные проблемы с памятью, да и лет прошло немало. Иваныч проникся сочувствием и налил мне ещё. «А вообще, все беды начинаются с баб, – поделился он со мной на прощание своим жизненным открытием, – поосторожнее с ними».
Я спешил домой. От гаража Иваныча до дома, я ни разу не заглянул в чемоданчик. Я радовался и боялся одновременно. Сердце барабанило, дыхание было, как после стометровки, но я терпел. Я решил, что прикоснуться к сокровищам я должен в особой торжественной обстановке. Это же подарок судьбы. Это начало новой жизни. И будет неблагодарностью Небесам, если я испорчу это событие обыденностью