Эфемерность. Татьяна Диско

жжет изнутри, лишает свободы воли, но ты не в силах от него избавиться. У Макса оно сопровождается теми же побочными симптомами, иначе он не стал бы задавать глупых вопросов по типу этого. И он ждет, что я отвечу: «Мы идиоты, Макс! Давай, разворачивайся, и уходим отсюда! Не станем же мы рисковать нашими жизнями ради этого мерзавца». Но этого не происходит. И правда в том, что ни я, ни Макс уже не знаем, какие из наших желаний навязаны чувством любви к Его Величеству, а какие – итог собственного выбора. Жажда мести кажется нам такой натуральной, идущей из глубин сердца, что мы покорно шагаем вперед.

      Попасть внутрь легко: я растворяюсь в воздухе и черной дымкой просачиваюсь в щели строительных лесов; Макс преодолевает препятствие в прыжке, на долю секунды превратившись в волка. Все происходит быстро и в отсутствие свидетелей – мы осторожны.

      Держаться за руки больше не имеет смысла. Если мы замечены, то времени на побег небожителям не остается.

      Внутри музея – одно сплошное помещение, стен практически нет, отсутствует часть крыши, все кругом в белой пыли, брошены строительные материалы. Крылатые демонстративно игнорируют нас – такой знак уважения с их стороны.

      Их четверо. С виду – обычные подростки. Трое сидят на импровизированной лавочке ближе к стене. Еще один что-то весело рассказывает, стоя к ним лицом, кривляясь и размахивая руками. У каждого по банке пива.

      Макс обменивается со мной тревожным взглядом. Он не уверен в правильности определенного мною места. Только двуликим тварям меня не обставить. Чувствовать их – моя способность.

      – Это он. – Я выбрасываю руку вперед и указываю на стоящего к нам спиною парня. – Это его звезда была в ту ночь в небе.

      Макс кивает, а детишки затихают. Три пары глаз внимательно, по-взрослому, с полным пониманием происходящего смотрят на нас из-за темной фигуры. Меня пронзает осознание связи этой троицы с травмами Его Величества.

      Макс приходит к тому же выводу, что и я:

      – Остальные, значит, соучастники.

      Темная фигура оборачивается, и я вижу, как растягиваются в улыбке изуродованные пирсингом губы.

      – Вы это о чем?

      Невинное выражение на лице врага подначивает сию же минуту разбить ему челюсть. Но мы пока держимся.

      – Как вы посмели поднять руку на Его Величество!

      Голос Макса грозный, уверенный, однако дает детишкам шанс обойтись без кровопролития и объясниться словами.

      – Ну-у, чува-ак, – разводит руками ответчик. – Ваш король понес наказание за преступление своего слуги. Все по-честному, разве нет?

      Две девчонки на скамейке хихикают. Они не слишком озабочены тем, что до нас доносятся их реплики:

      – Как вспомню эту рожу – мамочки! Ха-ха-ха!

      – Дьявольский король избит детьми! Позорище!

      Рвусь ответить, но Макс опережает:

      – У нас нет слуг.

      – Не-ет, чува-ак, – торопится возразить небожитель. – У вас же монархия! Король и прочее средневековое дерьмо. Вот у нас царит демократия. Ну, знаешь, равенство,