Париж, затем длинное (четыре дня) португальское путешествие, мы встретились даже на ежегодной регате в Мельбурне и в ходе небольшой заварушки в Уругвае. То она звонила в редакцию и потом оказывалась недалеко от тех мест, куда засылала меня работа, то я, узнав, куда она собирается, находил причину оказаться там же. Тем не менее за весь год мы провели вместе не больше месяца. А я попадал в такие места, к таким красоткам, что мог бы утешить горечь разлуки без труда и хлопот – немного материальных затрат, и только. Да и совесть моя была бы чиста, поскольку журналистский нюх, помноженный на жизненный опыт давал основания подозревать, что верность не была присуща и Элизе. Как можно требовать верности от ветра? Но я уже начал замечать в себе первые зернышки грусти, первые проблески дикой космической тоски, и не позволял себе расслабляться с другими женщинами. Я находил в своей любви что-то жертвенное. Это чертовски завлекало, хотя любой человек сказал бы, что мне надо было просто обратиться к психиатру. А что бы я сказал врачу? Что плохо сплю и не нуждаюсь ни в каких женщинах, кроме одной? А он бы прописал мне снотворное – как врач, и посоветовал бы посетить бордель – как мужчина! Такие лекарства я мог прописать себе и сам, тем более, что для приобретения их рецепт не нужен. Но в том-то и была уникальность моего нового состояния, что я не хотел снотворного и всего прочего. Я понял, точнее, обнаружил в себе некое новое ощущение… Говоря высокопарно, я понял, что любовь – это неосознанная необходимость. Да! Именно так – неосознанная необходимость. Я не знал, что именно я получал от Элизы, но я знал, что не могу жить без того, чтобы не жила она. Я не нуждался в ее присутствии каждый миг, работая, я даже иногда не думал о ней, но сознание, что она где-то есть, что-то делает, кого-то обольщает, идет пешком, едет в автомобиле, пьет кофе, разрезает за обедом мясо в каком-нибудь ресторанчике и так далее… приятно согревало меня изнутри. Я был спокойно и ровно счастлив. Когда мы встречались я мог умереть от наслаждения видеть и касаться ее, я вспыхивал, как спичка под увеличительным стеклом, под ее взглядом. Когда она была далеко, я все равно был уверен, что жизнь прекрасна; ведь мы были двумя полюсами этой планеты и все, что происходило и было на ней, заключалось в сетке соединяющих нас меридианов.
И вот она попросила приехать в Египет. О причине этого приглашения в сообщении было сказано предельно лаконично: ее друзья-археологи раскопали что-то интересное, ей жутко хочется посмотреть, и кроме того, я тоже смогу сделать хороший материал. Безусловно, она не предупредила о солоноватом вкусе, какой бывает от растрескавшихся губ, о нервном напряжении бешеной езды по пустыни и возбуждающем, как запах недавнего пожара, ожидании в тени автомобиля с посеревшим факсом на колене. Это свалилось на меня неожиданно и мне понравилось.
