15. под солнцем полдня зреющие замыслы,
и путь судьбы с ударом молодой ладони
по плечу.
В краю, рассеявшемся, в краю, не выдержавшем,
в краю, что был когда-то нашим,
20. тонут острова – ржавчина и пепел.
Алтари повержены,
друзья забыты,
пальмовые листья в грязи.
Позволь рукам, коль можешь, странствовать
25. здесь, в уголке времен на корабле,
плывущим к горизонту.
Когда о плиту игральная кость ударилась,
когда копье ударилось о панцирь,
когда око узрело чужого
30. и иссохла любовь
в продырявленных душах,
когда ты смотришь вокруг и видишь
круг – ноги скошенные,
круг – руки умершие,
35. круг – глаза темные,
когда не остается даже выбора
собственной смерти, которой ищешь,
слыша крик,
пусть даже волчий крик —
40. твою правду.
Позволь рукам, коль можешь, странствовать,
от времени неверного отринь
и утони:
Тонет тот, кто поднимает большие камни.
II. МИКЕНЫ
Дай мне руки твои, дай мне руки твои, дай мне руки твои.
Я видел в ночи
острую вершину горы,
видел вдали равнину, затопленную
5. светом луны какой-то незримой,
видел, повернув голову,
сплотившиеся камни
и жизнь мою, натянутую, как струна.
Начало и конец.
10. Последнее мгновение.
Руки мои.
Тонет тот, кто поднимает большие камни:
эти камни я поднимал, сколько было сил,
эти камни я любил, сколько было сил,
15. эти камни – мою судьбу,
израненный моей землей,
измученный моею рубахою,
осужденный моими богами —
эти камни.
20. Я знаю, что они не знают, однако
я проследовал столько раз
по пути от убийцы к убитому,
от убитого – к расплате
и от расплаты – к убийству новому,
25. искал на ощупь
неисчерпаемую порфиру
в тот вечер возврата,
когда начали шипеть Почтенные
в скудной траве:
30. я видел змей, накрест с гадюками
сплетающихся над родом злым, —
судьбу нашу.
Голоса от камня, от сновидения
более глубоки здесь, где мир темнеет,
35. память изнурения, коренящаяся в ритме,
бившем землю ногами
забывшимися.
Тела, погрузившиеся в основы
иных времен, обнаженные. Глаза
40. устремленные, устремленные к знаку,
которого не разглядеть, как ни старайся.
Душа,
пытающаяся стать твоей душою.
Даже тишины нет у меня более
45. здесь, где жернова остановились.
Октябрь 1935
Из