Смешно.
Наверное, будь во мне хоть капля интереса, хоть толика фантазии, ради мамы я могла бы постараться. Но проблема заключалась в том, что, надевая костюмы, сшитые из дешёвых тканей, я видела в себе Амару Драйден в костюмах из дешёвых тканей. «Волшебство перевоплощения» было нудным, унылым времяпрепровождением. Вырядившись в цветастые тряпки и выучив несколько реплик, я не становилась леди Макбет. Да и не хотела я быть ни этой леди Макбет, ни любым другим героем классических пьес. Я хотела быть собой. Но какой именно – это мне тоже было недоступно.
– Твои предки к тебе не лезут с таким? – спросила я, туша сигарету о выщербленный кирпич в стене.
– Не-а. Они нормальные. Нет, серьёзно, – добавил Ронни, заметив мой скептический взгляд. – Прям нормальные. Отец знает, что я курю, знает, чем занимаюсь после школы. Всё разрешает. И его жена тоже не особо ко мне лезет – ворчит из-за не помытой посуды, а в остальном ей всё равно.
– Приходи на спектакль в декабре. Ударная доза животворящего кринжа гарантирована.
– А вот приду, – ответил он, следом за мной избавляясь от сигареты. – Буду хвататься за сердце и громко причитать, что в тебе невероятный драматический талант. – И прежде, чем я успела ответить, он спросил: – Ты уже была в Ясеневом парке?
Как всегда – внезапно и без перехода. Теперь-то я привыкла к этой его манере разговора зигзагом, но в первые дни мне становилось немного неловко. На самом деле Ронни просто всегда был полон мыслей, идей и стремлений, и этот магический суп плескался из него во все стороны. Где уж тут довести разговор до логического завершения, если мысли ускакали на миллион световых лет вперёд? Кажется, он и сам за собой порой не поспевал.
– Нет. Только видела на старых папиных фотографиях.
– Как так? Сколько ты тут уже живёшь, и не сходила посмотреть на главную достопримечательность Эш-Гроува?
Я неопределённо хмыкнула.
– На что смотреть-то? На разбитые фонари? Папа сказал, он уже много лет как заброшен.
– Да, заброшен. Но в этом-то и суть! Ты просто не представляешь, что это за место. Поверь: оно тебя сожрёт. Поглотит всю, без остатка, и ты не сможешь без него жить.
Я покачала головой, но спорить не стала.
Наша дружба – то, как она складывалась, – напоминала каток, настолько плавно и легко происходили любые повороты. Ронни не навязывался, однако каким-то неведомым образом постоянно оказывался рядом. Мы сталкивались в коридорах, в спортзале, в столовой, и он просто ни с того ни с сего начинал говорить в этой своей странной манере, будто бы продолжая прерванный