Бедняга растерялся. Он стал коситься на воеводу, ища поддержки. Мужик старался запомнить всё, что ему говорили, но увидев знать, дорогую обстановку дома барона, и, наконец, самого барона окончательно отупел.
– Ну? – начал раздражаться Бадьяр.
– Мой покровитель, о, мой покровитель! Ищу защиты у благодетеля. Убили, лишили кормильца единственного… – начал опять заученный текст мужичок, но его остановил крик Бадьяра.
– Хватит!
Барон сорвался на фальцет, поэтому сконфузился и помрачнел. Настроение испортилось, он пожалел о своей инициативе с горожанами. Бадьяр решил всех разогнать и заняться любимой наложницей, но взгляд упал на казнахрона. Бадьяр понял, что, прогнав всех, проиграет. Представив, как довольный Мортус напомнит про «не баронское дело», толстяк собрался и решил во что бы то ни стало помочь бедняге. Понимая, что мужик глуп и напуган, обратился к Гидону:
– Помоги ему, мой верный воевода.
Гидон кивнул, довольный тем, как идёт встреча. Он снял с пояса плеть, чтобы рубануть по горожанину. Дурак взвоет от боли. Насилие подбодрит барона, всегда бодрило, а потом можно самому рассказать нужную историю, выдав её за откровения мужика. Но перед тем, как занести плеть, Гидон насторожился.
Зал подозрительно затих. Слышались звуки со стороны чана, в котором плескался Бадьяр, а рядом стояли слуги с наложницей. Воевода видел стражников и дурака-горожанина. Рядом находившийся казнахрон тоже участвовал в разговоре. Зельевариус и народница молчали, но внимательно слушали. А вот другие приглашённые, сидевшие вдоль стен и окон, закрытых по случаю купания барона плотной тканью, были немы. Воевода пригляделся к лицам. На каждом из них тупое безмолвие. Зрачки направлены в одну точку, рты плотно закрыты так, что губы превратились в тонкую линию, руки на коленях. Никакого движения, только светотени от множества свечей беспокойно бегали по лицам и одежде.
Гидон обратил внимание на молодого человека, недавно попавшего в избранный круг приглашённых. Стройное тело начало превращаться в толстяка. Что-то изнутри надувало беднягу. На фоне обездвиженных соседей юноша был единственным, кто покачивался и рос. Пузо, лицо, руки и ноги всё быстрей и быстрей увеличивалось в размерах.
– Только в шею! Не дайте ему лопнуть! – заорал воевода и выхватил меч.
Судя по быстрому вспучиванию, времени на то, чтобы подойти и обезвредить не оставалось. Двое стражников с мечам в руках первыми метнули клинки. Зная, что нельзя попадать в голову или туловище, бросили хоть и сильно, но с запасом. Оба меча пролетели правее. Остался единственный шанс. Воевода взял паузу, прицелился и отработанным броском метнул меч. Клинок попал точно в шею, могучим ударом лихо отделив голову от туловища, и вылетел насквозь, тем самым подтвердив прозвище воеводы. Послышался звон стекла, меч запутался