Поросозерский ковчег. В проталинах памяти. Николай Карпин

ему мы, мелюзга. Стол высокий, и, чтобы оторвать от земли его ножки, надо было чуток наклониться, подхватить столешницу снизу ладонями, согнув руки в локтях. Можно было и вдвоем встать с одной стороны, но у нас никак не получалось идти синхронно, в шаг. А для одного стол оказался тяжеловат. По этой причине руки, согнутые в локтях, приходилось подпихивать как можно дальше, чтобы их не разгибало тяжестью стола. Но тогда нижний острый край игровой столешницы врезался до нестерпимой боли в сухожилия локтевых суставов. По очереди мы брались за стол и отступали. И вот взялся Миля. Видно было, как тяжело и больно ему, худенькому. Миля затрясся всем телом, покраснел от напряжения, боли и, стиснув зубы, понёс тяжеленный стол.

      Лицо здоровяка-пограничника по другую сторону стола тоже стало красным от натуги. Высокий, осанистый атлет с широкой спиной, он держал стол побелевшими от напряжения пальцами, чуть согнув в локтях руки. Фигура щуплого сутулого Мили – одни вопросительные знаки – шея, спина; согнуты и ноги в коленках, и руки в локтях. И всё же донесли они вдвоём стол, поставили под навесом. Пограничник молча похлопал Милю по плечу, а у того от напряжения рубашка на груди расстегнулась. Но больше мы не посмели хихикать над его мокрой от пота килеватой грудью.

      А потом пришло время, и наша семья переехала в Аконъярви. Там меня ждали новые друзья – Боцман, Сидор, Загара, Чона, Эмхи, Кребс, Гога, Зуб, Паша, Устя, Серый… Детство и отрочество остались на Участке, а в Аконъярви меня встретила ЮНОСТЬ.

      Рыбалка из прошлого

      Засобирался я на озеро Нурмат порыбачить. Для того и приехал в Поросозеро. Проезжаю на машине улицу Советскую. По ней я когда-то сделал первый свой шаг. Вдруг вспомнилось: именно отсюда пешком мы ходили рыбачить на Нурмат. Сколько же километров до него? Взглянул на спидометр и поехал к мостику через речку, вытекающую из озера. Оказалось, девять километров.

      А сколько же мне тогда было лет? Лет девять-десять. С длинным удилищем на плече и куском хлеба в кармане для перекуса мелкими пацанчиками мы пешком ходили сюда. А чтобы поймать пару десятков окуней, приходилось целый день лазить по заросшим кустарником каменистым берегам озера. Пойманную рыбу мы насаживали за жабры на кукан. На тонкой ветке березы ножиком заподлицо срезаешь боковые отростки, кроме самого нижнего, – и кукан готов.

      Солнце перевалило полдень. С куканом, увешанным рыбой в одной руке, с длинной деревянной удочкой – в другой плетешься из последних сил обратно. Наконец после палящего солнца с комарами, мошкой и слепнями попадаешь в прохладу квартиры, наедаешься до отвала. Всё, сегодня больше никуда! Завалюсь спать. Но на улице нарастает гомон. Кто-то из соседских девчонок пискляво голосит:

      Аты-баты, шли солдаты,

      Аты-баты, на базар,

      Аты-баты, что купили?

      Аты-баты, самовар,

      Аты-баты, сколько дали?

      Аты-баты, три рубля…

      Ах ты, в прятки собрались