С опозданием вспомнились инструкции соседа, опытного «бомбилы», который объяснял ему основные принципы работы водителя, ставшего на путь нелегального таксиста. Кроме многих тонкостей этого дела, он советовал действовать решительно, если возникает какое-то подозрение в отношении клиента. При любой возможности, говорил он, нужно, если это можно сделать, бросать его и уезжать. При этом не нужно дёргаться, нервничать, стесняться и совеститься: Питер город обжитой, в нём тысячи машин и тысячи «бомбил», на улице пассажир не останется – подберут и подвезут. Город не трасса и не просёлок, не пропадёт такой клиент, ещё и сам может удачно нарваться на водителя-оторвилу, который его надолго дисциплинирует. А если уж «попал», то не переживай – издержки производства неминуемы.
Денисов открыл глаза, взгляд его упал на иконку Казанской Божьей Матери. Он долго с нежностью смотрел на неё, успокаиваясь, и, наконец, улыбнулся, прошептав: «Потерял – не плачь, нашёл – не радуйся. Это просто деньги, бумажки, просто радужные бумажки, которыми мы оплачиваем товары и услуги. Ты едешь домой живой и невредимый к своим родным людям, самым дорогим и любимым. Домой, домой, домой».
Он завёл машину и неожиданно рассмеялся: «Жадность фраера сгубила. Вот ведь какой народ у нас мудрый, на каждый случай у него есть поговорка. Говоришь, Денисов, раз попёрло, работать нужно? Вот и поработал. Будешь умнее в следующий раз».
Ехал он споро, не думая о маршруте. Вёл его какой-то невидимый навигатор, вёл по местам любимым, знаковым, хорошо знакомым с детских лет. С необычайной жадностью и удовольствием смотрел он сейчас на спящий, присыпанный чистым снегом, отдыхающий от дневной суеты родной город. И успокаивался, впитывая глазами тысячу раз виденные памятные, дорогие сердцу места, овеянные духом истории, легенд и преданий, в который раз восхищаясь видами родного города.
О местах, мимо которых он сейчас проезжал, он мог бы столько рассказать! И это были не только части истории его города, но и часть его жизни. В его голове сейчас будто чуткий датчик включался, когда он проезжал рядом со знаменательными хожеными-перехоженными им местами родного города, вспышка срабатывала в голове: «Мост Лейтенанта Шмидта! Манеж! Медный Всадник! Эрмитаж! Суворовская площадь! Летний Сад! Михайловский замок! Фонтанка! Литейный проспект – Некрасов, Достоевский, Иосиф Бродский ходили по нему! Таврический Сад! Суворовский проспект, мой любимый мост-красавец – Мост Петра Великого!»
Кому-то, может быть, эти названия ничего не говорили, и не трогали струны сердца, кому-то много раз виденное приелось, давно стало обыденным, но он всегда, снова и снова любовался имперским нарядом города, смотрел не глазами туриста, у которого есть пара-тройка часов на осмотр достопримечательностей, а глазами хозяйскими, внимательными и любящими; огорчался, замечая неполадки: обвалившуюся штукатурку,