Вслед за неприветливым стариком Адуи обвел взглядом помещение, освещенное одинокой свечой. Избушка была низкой, с минимумом мебели и утвари: – стол из тесаных досок, полка с выставленными на ней глиняными, маленькими, узкими, но высокими сосудами, были средь них и пузатенькие, ко всем сосудикам были привязаны берестянки с надписями, еще в комнате было пора лавок, широкая у стены, да поуже у стола, в углу стояла кадушка, вот и все. Ближе к центру от правой стены стояла массивная, занимавшая чуть не половину избы, небеленая печь. Один угол был отгорожен досками, что находилось в этом закутке, от порога видно не было. В избе пахло плавленым воском и горько – медовым запахом сушеных трав. Вдоль стен были развешаны пучки сушеных, разнообразных стебельков, листьев, соцветий, корешков.
Старик, крехтя в неудовольствии, выжыдающе уставился на непрошенных гостей. Nэин не спешила с ответом, а Адуи по совету ее, счел лучшим помалкивать. Расцепив руки девушка, прошла ко второй лавке, имеющейся в избе и сев, облокотилась на стол.
– Что ж Ты, так неприветливо долгожданных гостей встречаешь, старец? – произнесла Nэин, вонзившись взглядом в скривившегося от ее слов старика.
– «Долгожданных»? – шипя, отозвался дед и, прищуриваясь еще раз, вгляделся в их лица. Мотнув головой, сердито прогрохотал, – Я вас знать не знаю и никого ни от кого не жду!
– Говорите кто такие? Откуда? И что вам надо здесь? А лучше убирайтесь вон, оставьте бедного старика в покое! – ультимативным тоном потребовал старец, осмелев.
Nэин прикрыв глаза, покачала головой.
– Нет! – тихо и властно произнесла она.
И открыв глаза, исподлобья, пронзительно взглянула, на старика и в тот миг было в ее взгляде, что – то такое, что Адуи не мог понять, вернее, объяснить ни себе, ни тем более кому – либо.
Старик порывисто вскочил на ноги, взметнулась седая копна волос, в нем кипел ядовитой кашей гнев, с толикой смятения и страха. Nэин тоже встала, но в отличии от старца, спокойно, надменно. И снова, заложив руки за спину, отвернулась от старика и стала рассматривать висящие на стенах разнообразные пучки трав и прочего. Тоном вежливой и скучной беседы произнесла, – Ты, да и все, так называемые твои «братья», что сейчас внизу попрятались в своих норах, ждали меня, все ждали меня много лет.
Заметно вздрогнув всем телом, старец как пеплом осел, сев обратно на свою лавку. Гримасы чувств на лице его чередой сменяли одна другую. Искаженное гневом и негодованием лицо, поразило изумление, что было смыто ужасом вины и в итоге озарилось светом радости, и благоговением с облаками виноватого заискивания.
Адуи изумили слова Nэин и реакция старика на ее слова. Кругом шла голова от вихря мыслей и соображений, но одна второстепенная мысль ярко светилась, – как же, так откуда Nэин, узнала о тех, других, что прятались? Ладно, он их, ощутил, почувствовал