От одной мысли, что ей предстоит выносить и родить ребенка от кого-то из насильников, хотелось умереть. Сколько ещё она сможет скрывать свою беременность? А как потом объяснит, кто отец ребенка? И даже если она выдумает несуществующего любовника, ей придется до конца жизни носить клеймо шлюхи. Никогда больше ее не примут в высшем свете. Все будут избегать не только ее, но и всю их семью. Они станут презираемыми для общества. Изгоями.
Патриция смотрела на свой живот и всем сердцем ненавидела живущего в нем ребенка. Если бы не он, никто бы не узнал о ее падении, но теперь он будет расти и делать очевидным ее положение. Скрытый от глаз людей он лучше любой сплетницы выдаст ее отвратительную тайну всему миру. Все увидят, как низко она пала.
Чтобы как можно дольше оттянуть момент обнаружения ее беременности, Патриция запретила служанкам помогать ей одеваться. Теперь палантин стал неотъемлемой частью ее гардероба. На людях она всегда держала руки сомкнутыми, а когда садилась, то накрывала живот платком. Пять месяцев ей удавалось сохранять свою тайну. Но с каждым новым днём в душе все сильнее нарастал страх быть разоблаченной. Патриция жила в ожидании неминуемой гибели. Ей часто представлялось, что внутри неё растет не ребенок, а отвратительное чудовище. Не могла она носить в себе милого забавного малыша.
Стоя утром перед зеркалом в ночной сорочке, Патриция приложила руку к животу и рассматривала, насколько больше он стал. Платья уже с трудом застегивались на талии, а ведь это только начало. Нужно было купить себе новые, на несколько размеров больше, но вот как это сделать без ведома матери?
И тут, словно прочитав ее мысли, в комнату вошла Долорес Литтл. Патриция тут же отняла руку от живота и немного сгорбилась, чтобы мать ничего не заметила.
– Патриция, только что пришло приглашение от… – вдруг, миссис Литтл замолчала и уставилась на фигуру дочери. Ей хватило одного только взгляда, чтобы понять, что с юным телом что-то не так.
Долорес пристально смотрела на ее живот, а потом подошла и схватив Патрицию за руку, резко задрала сорочку.
– Матушка, нет! – закричала она и постаралась отстраниться.
– Что это?! – пришла та в ужас. – Ты… Ты… беременна?!
Слова матери прозвучали как приговор. Патриция отпрянула от нее и качая головой, попятилась назад.
Миссис Литтл пребывала в ступоре и смотрела то на лицо дочери, то на ее живот. С каждой пройденной секундой ее лицо багровело, а глаза наливались кровью.
– Да как ты посмела?! – закричала она и подлетев к дочери, залепила ей громкую пощёчину, а потом схватила за плечи и начала трясти. – Ты! Как ты могла?!