Далее жизнь моя временно раздвоилась.
Днем была война. Придя с утра в портовую канцелярию, я узнавал новости. Как всегда, лучше прочих разбирались в стратегии и тактике чиновники, не державшие в руках ничего острее перочинного ножичка. Эти яростные критики, кстати говоря, изрекали много верного. Когда фон Эссен отправил Левиз-оф-Менара с его полевым отрядом провести разведку боем, даже канцелярский истопник знал: выходить навстречу противнику следовало не одним отрядом, а всеми силами рижского гарнизона, иначе Макдональд, чьи силы по сведениям разведки неизмеримо превосходили наши, разобьет нас в пух и прах. Отряд, впрочем, был не мал – четыре батальона, четыре казачьих сотни, но всего десять пушек. Формально он мог бы противостоять Граверту, с которым ему предстояло сразиться, хотя уступал прусской дивизии по численности. А на деле эти четыре батальона являлись не боевыми подразделениями, а учебными командами, состоявшими из необстрелянных солдат. Отправлять их в такое дело – значило сильно рисковать.
– Как ни доблестен Лезь-на-фонарь, а добром это не кончится, – заявил истопник, иностранных языков не знавший и знать не желавший, а приспосабливавший немецкие и прочие слова к русскому наречию как Бог на душу положит.
Это был обычный российский инвалид, неведомыми путями оказавшийся в Риге и пристроенный на хорошую службу. Собратья его, ставшие здешними будочниками, зимой, случалось, и насмерть замерзали в дощатых своих полосатых будках, а наш Агафон сидел в тепле. Ему же принадлежало гениальное сочинение: «Барон фон Эссен умишком тесен», которое мы постарались разнести по всему городу.
Порт и таможня состояли в некоторой оппозиции к Рижскому замку и потому критика всех действий фон Эссена была любимейшим нашим занятием в краткие свободные минуты. Любопытно, что предшественника его князя Лобанова-Ростовского теперь вовсю хвалили, хотя еще в апреле честили в хвост и в гриву. Он и точно был самолюбив, коли на кого озлится – то надолго, и Николай Иванович нашел этому изрядное объяснение.
– Все, кто мал ростом, злопамятны и рвутся к власти, взгляните хоть на Бонапарта, не к ночи будь помянут, – говаривал он. – А князь еще и нерусских кровей. Кабы татарских – полбеды, татары много славных родов нам дали, а он, чего доброго, прижит матушкой своей от лакея-калмыка, достаточно взглянуть на его рожу… Однако говорят, что в битвах он себя не щадил, вот и докопайся тут до истины…
Позднее выяснилось, почему его у нас забрали и дали нам фон Эссена. Князь был сделан военным начальником в губерниях от Ярослава до Воронежа и успешно сформировал две дивизии резервного войска, за что сподобился высочайшей благодарности.
Итак, Левиз-оф-Менар был отправлен навстречу Макдональду, и это занимало меня днем, вплоть до позднего вечера, а с наступлением темноты мир мой преображался. Я прокрадывался к Бергеру на чердак, а затем и в комнату