Певцы заняли места в правой кулисе: сопрано Меньшикова, бас и тенор уже пропели свои партии, но уходить с репетиции не было позволено ни одному участнику, Сергею Павловичу в любой момент могла прийти идея по поводу любого персонажа в любом эпизоде спектакля.
В первый ряд партера после перерыва вернулись художники сцены, отвечающие за декорации, – трое крепких мужчин в комбинезонах, позади них шел главный художник постановки – Пикассо.
Постепенно на сцене загорался свет.
– Серж, я думаю, что я больше не нужен сегодня, – Пикассо подошел к Дягилеву, тот сразу отвлекся от разговора с режиссером.
– Нет, будьте с нами до конца.
– Но костюмы, декорации – на месте. Уже почти одиннадцать вечера, – Пикассо демонстративно зевнул.
– Сегодня пройдем весь спектакль, и почему, собственно… вам что, наплевать? – буркнул Дягилев.
– Да просто хотел отдохнуть.
– У вас что, разве нет вечности для отдыха?
Пикассо недовольно хмыкнул и сел в крайнее кресло первого ряда. На втором ряду сидели швеи и костюмеры, они должны были быть готовы в любой момент переделать костюм, если он покажется танцору неудобным в движении или же не понравится Дягилеву. Там же, во втором ряду, на плече жены спал Чекетти, заботливо прикрытый пледом.
– Месье Григорьев! – позвал директор театра из приоткрывшейся боковой двери зала. Режиссер подбежал к директору, прозвучали слова «сверхурочные» и «дополнительная плата». Дягилев только отмахнулся и громко хлопнул в ладоши:
– Работаем, дамы и господа.
С ходу в полную силу заиграл оркестр.
– Так! Стоп! Повторяю! – выкрикнул Дягилев пронзительно. Оркестр замолчал, музыканты недовольно повернули головы к импресарио, дирижер досадливо поморщился. – Прожектор должен освещать то место на заднике, где луна! Мягкий желтый свет, пожалуйста. Хорошо, вот так и оставьте!
Оркестр продолжил. Стравинский выпрыгнул из ямы и прошел в середину зала послушать звучание со стороны.
– Пауза! – снова скомандовал Сергей Павлович через три минуты. – Костюмеры – ко мне.
Подошли две женщины с усталыми лицами, обе в очках.
– Девушкам в предыдущей сцене в руки надо дать по яркому платку.
– Какого цвета?
– Месье Пикассо, какого цвета должны быть платки? – быстро спросил Дягилев.
Художник, прищурившись, осмотрел сцену.
– Голубой и оранжевый, – решил он. – Нет, пусть лучше один голубой, а другой – бледно-красный.
– Завтра чтобы у них были платки. Леонид, слышите?