Иезуитский крест Великого Петра. Лев Анисов. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Лев Анисов
Издательство: ""Алисторус""
Серия:
Жанр произведения: История
Год издания: 0
isbn:
Скачать книгу
ую роль в становлении личности этого человека, или повести начало с Патрика Гордона, генералаиезуита, за которым много темного находили современники, а может быть, с родственника его Лефорта или Менезия – первого иностранца, приближенного к Петру Первому отцом его царем Алексеем Михайловичем? Или с того начать, как пробудился интерес к этому событию. Тоже ведь не простая вещь. Помнится, с детских лет Петр Великий был моим кумиром, и образ его, созданный великолепной игрой Николая Симонова, был на многие годы главенствующим в моем представлении, как и облик царевича – жалкого, трусливого, недалекого, – такого, каким видел его режиссер фильма и актер Николай Черкасов, замечательно сыгравший эту роль.

      С чего проснулся интерес? Скорее всего, случайно. Да да, как ни странно, именно так. Собирая материалы к биографии нашего выдающегося русского живописца И. И. Шишкина, изучая круг людей, его окружавших, однажды я добрался и до художника Н. Н. Ге. Известна мне была, как, впрочем, и многим из нас, с детства картина его «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе». Все мне было ясно: и сюжет, и композиция. Неясно было одно: из головы у меня не шла заметка, не знаю где прочитанная, что автор погрешил против истины и написал место действия неверным. Где читал заметку, я не мог вспомнить, но в памяти эта информация хранилась, и, прежде чем идти дальше, надо было найти источник. Как же описывать реальное, не зная истины. Я принялся искать источник. Но он, увы, не находился. А ведь был он, было сообщение, что автор шел от лукавого и летний дворец никак не мог быть местом допроса, да и сам допрос не был таким безвинным, как изображен на картине. Царевича пытали, били плетьми. Где же об этом написано? И здесь я взялся ругать себя за то, что положился на память, обычно не подводившую меня и подведшую на сей раз. Я решил доискаться до истины, а пока у меня под руками была статья критика В. Стасова, в которой читал нечто близкое к тому, что я искал.

      «Картина г. Ге представляет сцену из жизни Петра: он допрашивает в Петергофе, в маленьком дворце своем Монплезир, сына своего, царевича Алексея, вороченного из бегства его в Австрию и Неаполь. Грозный царь, уже начинающий седеть, сидит у стола, на котором лежат письма, уличающие царевича в его интригах и изменнических сношениях. Перед ним стоит сын его, притворно или искренне кающийся, – длинный и тощий, настоящая фигура тупого, узкоголового дьячка, – несмотря на его черный бархатный наряд. Отец и сын одни, – никого больше в этой низкой комнате… Но какая драма тут совершается! Точно две крайние противоположности людские сошлись с разных концов мира. Один – это сама энергия, непреклонная и могучая воля, великанкрасавец в преображенском кафтане и высоких военных сапогах – весь волнующийся и поворотивший свою чудесную, разгоревшуюся голову к этому сыну, этому неразумному, этому врагу, вздумавшему стать ему на дороге. Гнев, упрек, презрение – все тут горит во взгляде у него, и под этим взглядом словно поникла и упала бесцветная голова молодого преступника, не смеющего глядеть прямо на грозного судию. Он ничтожен, он презренен, он гадок в своей бледности и старообрядческой трусости». (К слову, облик царевича – жалкого и ничтожного – таковым трактуется и до нынешних времен. Приведу как образец характеристику, даваемую критиком Э. ГомбергВержбинской: «…в уютном зале маленького петергофского дворца Монплезир Петр один на один вел допрос своего сына и наследника, ставшего его врагом и предателем родины. Множество чувств боролось в душе Петра, но гнев уже уступил место горечи и презрению к этому безвольному, уклончивому трусу, не смеющему даже поднять глаза».) Но дальше у В. Стасова: «Возвратимся, однако же, еще раз к картине г. Ге. Мы старались высказать, как она кажется нам важна и примечательна, как много мы видим в ней таланта и успеха. Но, тем не менее, мы считали бы неуместным, если б умолчали здесь о том, с чем не можем согласиться в этой картине и что в ней кажется нам, до некоторой степени, неудовлетворительным.

      Это – самый взгляд художника на его сюжет, на его задачу. Нам кажется, что г. Ге посмотрел на отношение Петра к его сыну – только глазами первого, а этого еще мало. Есть еще взгляд истории, есть взгляд потомства, который должен и может быть справедлив и которого не должны подкупить никакие ореолы, никакие слова. Что Петр I был великий, гениальный человек – в этом никто не сомневается; но это еще не резон, чтобы варварски, деспотически поступать с собственным сыном и, наконец, чтоб велеть задушить его, после пыток, подушками в каземате (как рассказывает г. Устрялов в своем VI томе). Царевич Алексей был ничтожный, ограниченный человек, охотник до всего старинного, невоздержанный, не понимающий великих зачинаний своего отца и, может быть, старавшийся посвоему противодействовать им. Но что такое было это противодействие? Это была соломинка, брошенная поперек дороги грозно шагающего льва. Она ничего не могла сделать, она была ничтожна и бессильна. В чем упрекал Петр I своего сына, чего он хотел с него? Он упрекал его в слабости, в недостатке энергии, в нелюбви к занятиям; но чем же несчастный Алексей был виноват, что таким родился? Как же мог он себя переродить? Чего хотел Петр от своего сына? – Чтоб он сделался таким же, как он сам, вторым Петром. «Да я не могу, да я не хочу, – со слезами отвечал бедный Алексей, – возьмите вы от меня корону, я не на то родился, чтоб нести тяжесть ее; она не интересна мне, дайте