Раздвинул увесистый, колючий лапник, глянул и замер, оторопев от страха и удивления. На небольшой полянке, сплошь покрытой толстым слоем зелёного, с проседью, мха обнаружился волк. Да не простой, а матёрый, гигантский волчище, про каких только в сказках доводилось слышать. Одна радость – лежит зверюга неподвижно, лапами по мху не скребёт, голову не поднимает, серый хвост безжизненно в сторону откинул. Из разорванного горла не хлещет уже – медленно стекает на зелёную подстилку густая, почти чёрная кровь; не впитывается, так и лежит, свернувшись в большие, тусклые капли. Судияра посетила мысль, от которой похолодели руки и узлом завязались кишки в пустом брюхе. Кто смог этакого хищника завалить? Это ж какой силой надо обладать, чтобы с такой зверюгой управиться?
– У-у-у-у… – вновь ударил прямо в лицо Судияру знакомый уже вой. Он отпрянул и от неожиданности выпустил из руки здоровенную, хвойную ветку – каковой тут же по лицу и получил. Шлёпнуло знатно, что тем влажным жгутом, каким бабы на речке расшалившуюся ребятню гоняют. Но подумать успел – не получилось бы у волка с разорванной глоткой этак-то голосить. Да и лежит он, не шевелится – наверняка сдох. Кто ж тогда воет?
Судияр осторожно выбрался на полянку, голой ногой мох потрогал – словно кот лапкой воду в луже. Поди знай, что там подо мхом? Уж не трясина ли? Влажно хлюпнуло, но засосать не попыталось. Похоже, просто место сырое, не просыхающее, вот и заросло на болотный манер. Можно идти. Подумалось не к месту, что неплохо было бы за сапогами вернуться, но тут же сам себя одёрнул: ноги-то вытереть недолго, а сапоги промокнут, так поди просуши. Пусть уж там, у пенёчка постоят.
За огромной, неподвижной, волчьей тушей обнаружилось ещё одно серое пятно на зелёной подстилке. Не в пример меньше. Нормального размера волчица с разорванным в клочья боком, косит чёрным, слезящимся глазом и дышит часто, мелко, хрипло. В разинутой пасти видны клыки, сильно красненьким заляпанные, длинный, узкий язык вывалился на мох и лежит, точно чужой. Этой зверюге тоже изрядно досталось, но сразу не издохла, вот и воет теперь, мается. Ну, а как тут не выть, при такой-то волчьей жизни? И кто же это серых так немилосердно потрепал? – с тревогой подумал лесоруб. Чай не щеночки какие, не привычны себя в обиду давать.
Настороженно огляделся, вроде не подкрадывается никто, и влажно пошлёпал к раненой волчице. Та шевельнулась, попыталась подняться, но даже дёрнуться толком не смогла, так и замерла, не отводя от Судияра наполненного мукой взгляда. Вот ведь, подумать только, – подивился лесоруб. Зверюга бессмысленная, а страдает точно человек. Досталось серой, ох досталось. Но теперь хоть подойти безбоязненно можно, не кинется. Просто сил не хватит.
Подсунул под волчицыно тело широкие ладони, поднял без особого усилия. Весу в ней, что в дворовой псине, не особо-то и откормленной. Правда, попыталась цапнуть Судияра за руку, как и велит ей звериное естество, но только беспомощно клацнула