– Мужика надо на такую должность.
– Был до неё мужик – Иван Михайлович Черняков. Хотели выгнать да не успели. Погиб.
– Другого бы мужика поставили!
– Не знаешь ты людей! Поставь мужика – он же пропьёт всё! У нас и аккумуляторщица женщина. Надежда Сергеевна. Она сейчас в отпуске.
– Да вы что, сдурели что ли! Аккумуляторщик – особо вредная профессия!
– А для мужика не просто вредная, а смертельно вредная. До Надежды Сергеевны-то был мужик, Лёшка Пичейкин, так он не просыхал и умер от цирроза печени. При прежнем заведующим и кочегары были бабёнки. Зимой топят, летом ремонтом занимаются: моют, белят, штукатурят, если надо. Вообще наши мужики дерьмо во всех отношениях. Знаешь, что Зинка говорит? – У нашего Ваньки нос картошкой, … гармошкой, а у кавказца нос с горбинкой, … дубинкой.
– Фу, как цинично!
– Мне даже её цинизм нравится.
– А что ты имел ввиду: и замужем, и не замужем?
– Кавказцы у неё живут… Целая бригада. А их бригадир… В общем, понял?
– В общем – это не моё дело.
Перед обедом в, ставшем моим, кабинете я подписал акты приёмки-передачи и освободил Лукашова от заведования мастерской, взвалив этот груз на себя. Я уже чувствовал, что он ох как нелёгок.
– Саша, – сказал я, поставив последнюю закорючку, – право, оставайся! Не знаю почему, но ты мне симпатичен. Ей богу, сработаемся!
– Подумаю, – ответил Лукашов. – Правду сказать, не хочу я уходить. Сгоряча я давеча брякнул. Мне ведь каждый день надо её видеть. Увижу, что идёт на работу, я и успокоюсь, а пропущу, выйду из мастерской, взгляну на склад: дверь в избушку открыта, легко на душе станет – жизнь продолжается. Ты уж смотри, не выдай меня.
– Будь спокоен, Александр Леонтьевич!
– Что, Санька? Передал мастерскую? – спросила вошедшая Зинаида Алексеевна.
– Передал. Саблин подпишет акт, и я свободен…
– Вертай ключи! Никто меня не спрашивал?
– Не спрашивал. Я тебе на бумажке написал, кому чего выдал. На столе у тебя лежит.
– Спасибо табе. Пойду трудиться…
Лукашов вышел за ней, но через пять минут вернулся:
– Володя, можно я кое-что отсюда заберу.
– Ради бога!
Он открыл ящики теперь уже моего стола, перебрал лежавшие там бумаги и старинные плакаты, почесал затылок и сказал:
– Странно! Куда ж я её забесил?!
– Потерял что-то?
– Ты не видел такую тоненькую белую папку, завязанную тесёмками?
– Помилуй, при мне эти ящики первый раз открываются!
– Куда ж она делась?!
– В шкафу посмотри. Что, важная папка?
– Да как сказать? Для меня важная.
Лукашов перебрал книги и бумаги, находившиеся в шкафу, но так и не нашёл никакой папки. Ушёл он весьма огорчённый.
После обеда приехал Сашка Костин и к вечеру подключил на многострадальном ветровском тракторе электрооборудование. Мы с Лукашовым и Берлисом, чем могли, ему помогали. С львиным рыком, прокатившемся в вечерней тишине по всему