– Из-за неё?
– Сейчас уже не важно…
– Так ты говоришь «была замужем», а сейчас, выходит, нет?
– А ну её! Не поймёшь кто она: мужняя, безмужняя или ещё как. Ты в инструменталке вчера был? – резко оборвал он, как мне показалось, неудобный для него разговор.
– Нет, как-то мимо прошли с Константином Фёдоровичем.
– Давай зайдём.
В большой комнате с зарешеченными окнами сидела за столом женщина – большеглазая, с волосами, уже тронутыми сединой, с мягкими, оплывшими щеками, тонкими поджатыми губами и скорбно опущенными уголками рта. Ей было около пятидесяти лет. Перед ней стояла электрическая швейная машина, на которой она сшивала большие куски брезента.
– Это Регина Кондратьевна Шнайдер, – представил её Лукашов, – наша инструментальщица. По совместительству верхонки шьёт, зимой чехлы на капоты, сейчас вот палатки на кузова. Скоро уборка. Сам знаешь, требования жёсткие: зерно возить только под палаткой, чтоб ни зёрнышка из кузова не выскочило. На дорогах будут пионерские посты, ребята там принципиальные: взяток не берут, без палатки мимо себя не пропустят.
– Понятно, – сказал я. – Адам Адамович Шнайдер вам кто? – обратился я к инструментальщице.
– Муж. Он вчера с вами на сеновале работал.
– Да уж! Я на скирде барахтался, высунув язык, а ему хоть бы хны: и за себя, и за меня сено укладывал.
– Он с детства привык крестьянничать. А вы где живёте?
– В общежитии.
– Комендантша – моя сестра.
– А я только хотел спросить: она и вы – Кондратьевны. Не частое отчество.
– Вы женаты? – спросила инструментальщица.
– Женат, но жена приедет только через год. Она скоро должна родить, и мы так решили.
– Плохо одному. Придёшь – не варено, не прибрано.
– А вы не скажете, у кого можно молока купить.
– Да хоть у меня. Я живу на улице рядом с общежитием. Найдёте меня – от магазина третий дом. У меня молоко чистое, и цена – как совхоз принимает – по двадцать копеек.
– Спасибо. Во сколько прийти?
– Стадо приходит в девять. К десяти я подою.
Мы вышли из инструменталки.
– Добрая женщина, – сказал я.
– Добрая, – согласился Лукашов. – Только с Зинкой как кошка с собакой.
– Что делят?
– Давняя история… Как-нибудь расскажу. А вообще – бабьи дрязги сам чёрт не разберёт. Я стараюсь не вмешиваться. И тебе не советую.
– А про какой трактор Удалов говорил?
– Номер тридцать-четырнадцать. К-700А. Пойдём, покажу. В новой мастерской стоит.
Пока мы шли, Лукашов рассказал мне историю этого железного страдальца с тракторной фамилией тридцать-четырнадцать:
– У Удалова была секретарша Женька Ветрова, в общем его любовница. В прошлом году перетащила из Барбашей брата Пашку. Барбаши – гиблое место: болота, камыши, грязь –