Трещины преследовали их недолго, затерявшись в траве. Но подземный гул доносился во время всего спуска. Добравшись до более низких мест и сгрудившись в кучу на дороге, люди оглядывались на вершину горы. Она казалась какой-то помятой и полысевшей.
– Неплохо ты переборщил, – Шиммел порадовался, что они не остались внутри тоннеля.
– Вот теперь гномы точно сюда полезут, – поник маг.
– Пусть лезут, – махнул рукой Акан. – Всё равно, рано или поздно они бы раскопали этот ход. А теперь работы лет на пять хватит.
Все согласно закивали. Рума и сам понял, что зря переживает. Гномы также были наслышаны о демонах, и, если он не ошибался, имели своих магов. А те, в свою очередь, могли почувствовать тёмную магию. Возможно, попытавшись понять причину такого большого обвала, они наткнутся на следы демонов и вообще не станут возрождать использованный монстрами ход.
Постояв ещё немного на дороге и проследив за разлетающимися с горы стаями птиц, люди снова направились дальше, продолжая своё обрастающее событиями путешествие.
Снег лежал везде. Повсюду, насколько хватало глаз, простиралась слепящая белая равнина, покрытая жёсткой искрящейся коркой. Она слегка проваливалась под ногами, рассыпаясь ошмётками и разлетаясь под взмахами холодного ветра. Иногда наст сменялся рассыпчатыми зёрнами, норовившими взметнуться вокруг сжавшейся от холода фигурки человека, залезть за голень сапог, в воротник плаща, огладить ладони, отнимая последние крохи тепла. Человек устало передвигал ноги, сопротивляясь сыпучим белым частичкам, не желающим позволить ему сделать новый шаг.
Хас никогда не любил холод, а в этой забытой горячими днями стране зима продолжалась почти целый год. Только когда на материке бушевала засуха, леса сгорали от бесконечных пожаров, а люди толпами ходили в храмы выпрашивать у богов дождь, здесь наступала лёгкая оттепель, и солнце растапливало несколько метров снежного покрова, иногда обнажая желтоватую почву и тонкие хилые мхи. Но в этом году даже такой малости ждать не стоило. Сильнее вжав голову в плечи и подтянув ворот раздобытого свитера, Хас спрятал руки глубже в карманы и продолжил идти дальше.
За время своего долгого и путаного путешествия он успел тридцать раз проклясть свою совесть. Её тонкие незримые нити сжимали сердце, смущали разум, и напрочь заглушали инстинкт самосохранения. Моральные устои клана, впитанные с молоком матери и щедро сдобренные учителями, не позволили ему отказаться от дела всей его жизни. Почитание своей работы, передача долга будущим поколениям, вечный поиск – избавиться от их груза даже после жесточайшего разочарования, которое стало сильнейшим ударом на исходе третьего десятка и все сильнее усугублялось, не удалось. Пришлось закусить удила и рассчитывать не на возвышенные идеалы, а только на свои знания и силы.
Проведя ладонью по лицу и смахнув с ресниц белый иней, Хас снова упрямо