– Дрынь-дрынь, дрынь.
Человек продолжал спать. Тогда я вышел из трамвая и, обойдя остановку, зашёл в ночной магазин.
Я стоял перед многоярусными батареями бутылок и размышлял, что бы выбрать такое, что соответствовало моему настроению? Дверь звякнула, и в магазин вошёл тот самый человек, который спал на остановке.
Я попросил продавщицу дать мне фляжку дагестанского коньячку.
Мужик топтался у порога.
«Наверное, бомж, – подумал я, – сейчас попросит денег…»
Когда я подошёл к выходу, он спросил:
– А по какому маршруту пойдёт трамвай?
– Этот трамвай идёт в депо, – ответил я.
– Будем ждать следующего, – сказал мужик.
Сонная продавщица таращила на нас глаза.
– Хотите коньяка? – взглянул я на продавщицу.
Она мотнула головой. Свинтив крышку, я сделал несколько крупных глотков. Во фляжке осталось ещё немножко коньяка. Я протянул бутылку мужичку:
– Будешь?
Мужик допил коньяк. Пустую бутылку он сунул в карман. Я попросил продавщицу дать мне ещё фляжку.
– Только пейте не здесь, – замахала руками девушка.
Мы вышли из магазина.
Если закрыть глаза и, досчитав до двадцати, снова их открыть, то, скорее всего, ничего существенного в твоей жизни не произойдёт. В мире произойдут: смерти, убийства, рождения, а в жизни отдельного человека – ничего. Но если закрыть глаза и не считать до двадцати, а двадцать секунд бубнить шевеля губами слово «хрень», то очень вероятно что похожую «хрень» обнаружишь, когда откроешь глаза.
Мы сели на металлическую скамеечку трамвайной остановки и я, свинтив крышку, сделал ещё три глоточка.
– Знаете, когда хреново и больше нет ничего, кроме, например, коньяка, прошу вас, не спешите за один налёт опорожнить ёмкость. Делайте маленькие глоточки. По два за раз. Пейте и не бойтесь подумать, что вы пьёте свой последний коньяк в вашей жизни. И старайтесь длить и не упускать пойманную ниточку. Ниточка завязывается у корня языка.
Потом мягкое опускающееся по пищеводу тепло и короткая вспышка в желудке. А там, в желудке, если он до этого не был завален презренными котлетами и салатами, то для упавшей коньячной росы там будут доступны все струны вашего тела. Ведь в желудке начинаются все струны. Маленькая сюита или роскошная симфония – и только для вас! Костёр разгорается, и вся «хрень» мира превращается в высокую печаль.
– Кто это мне говорит? – оглянулся я.
Мужик сидел рядом и молчал. Он не смотрел ни на меня, ни на фляжку в моей руке. Его глаза были уставлены в то место, где полчаса назад стоял