Ведьма пожалела бы несчастную, и дело с концом – она не лезла в жизнь Лебедей, и до их бед и радостей ей не было никакого дела. Ей хотелось, чтобы ей дали жить, спокойно, настолько, насколько можно. Ведьма, когда уничтожила свой опал, встала одной ногой на Ту Сторону. Так и жила – ни жива, ни мертва, но хотя бы свободно. Только один человек на свете заставил бы ее действовать. Тот, кто дал ей эту свободу и кров. Поэтому когда к ней пришло видение, пришлось действовать.
Видение пришло неожиданно, и больно ударило. Ведьма готовила отвар из трав для захворавшей женщины, когда вокруг опустилась тьма. Глаза Ведьмы оставались открыты, но не видели ничего, кроме черноты, будто она внезапно ослепла. Голова закружилась, Ведьма ухватилась за край стола, опрокинула чугунок с зельем. Горячее варево ошпарило ноги. Вместе с болью алыми вспышками пришло видение. Ведьма отошла от стола, слепо шаря руками вокруг себя, вышла на середину избы и легла на пол, на спину. Широко раскрытыми глазами она смотрела на то, что разворачивалось перед ней.
Алые образы на черном фоне. Без теней, не объемные, словно рисунки кровью. Двое путников скачут через лес, мужчина и женщина. Вокруг мужчины пляшут всполохи огня, вокруг его спутницы сверкают молнии. Огонь – сила, молнии – опасность. За спутниками тянется кровавый след, алые капли усеивают дорогу. Впереди, там, куда они держат путь – огромный костер, языки пламени облизывают небо.
Картинка меняется. Ратибор – в видении Ведьма не стыдится называть его имя – мечется по постели. Рядом – красивая женщина, утирающая пот с его лба. Вокруг Ратибора грозовое облако, молнии бьют в мужчину, в голову, в грудь, в шею. Не просто опасность – смертельная опасность.
Ведьма очнулась с именем мужчины на устах.
− Рати… − она зажала себе рот ладонями.
Она боялась даже мысленно называть это имя, чтобы те, кто терзает ее душу, твари с Той Стороны, не учуяли и не пришли за ним.
Это было глупо. Как и ее влюбленность, детская, щенячья – какая угодно, но в любом случае не то чувство, которое должна испытывать взрослая женщина. Тем более Ведьма.
В такие моменты она вспоминала Цветану, витавшую по вечерам в наивных мечтаниях о чужеземце, подарившем Ведьме жизнь, смуглую кожу и раскосые глаза. Ведьма не хотела быть похожей на мать. Она слишком хорошо помнила, чем заканчиваются доброта, наивность и глупые мечты. Но сердцу не прикажешь, оно заходится стуком, тянется к мужчине, и плевать ему на то, как это глупо и бестолково.
Ведьма, пошатываясь, поднялась с пола. Оглядела ошпаренные ноги – к счастью, зелье в чугунке не успело закипеть, и ожоги были не страшные, пусть и болезненные. Морщась, нанесла целебную мазь на покрасневшие ступни и лодыжки. И принялась думать, как спасти возлюбленного.
Сейчас,