Глава девятая
А на лестнице было светлым-светло. Солнце настырно пробивалось сквозь мутные, давно не мытые стекла лестничных окон, сияющими потоками лилось через щели в рассохшихся деревянных рамах, стелило свои лучи под ноги Андрею, словно приглашая сойти по ним, как по ступеням, чтобы скорее окунуться в теплый уличный воздух, наполненный звуками стучавших по асфальту каблучков, веселыми голосами, шумом машин, щебетом птиц, детским смехом…
«Надо же, будто оставил там, за порогом, смерть, чтобы вернуться к жизни…» —неожиданно для самого себя подумал Андрей.
Спустившись на один лестничный пролет, он привычно повернул направо и… натолкнулся взглядом на какую-то нелепую, но явно знакомую фигуру, устроившуюся на подоконнике между этажами. Тощий, небритый парень в засаленном спортивном костюме немыслимой расцветки сидел, поджав под себя ноги, и пристально смотрел на Андрея внимательным и в тоже время отчужденным взглядом.
– Никак, Женька! – удивился Андрей, приблизившись. – Ты-то чего тут делаешь?
– Ничего особенного. Сижу вот, любуюсь на вас, живых – как вы тут суетитесь да шныряете…
Женька приходился ему двоюродным братом, он был сыном Алевтины, младшей сестры Светланы и Ларисы. В семье, да и во дворе, о нем говорили, как о пропащем, совершенно непутевом парне, не от мира сего. Учились они в разных школах, но Андрей знал, что Женька вечно предавался каким-то несбыточным мечтам и считал себя особенным. Он никак не мог найти для себя занятие, которое его полностью бы увлекло. Андрей помнил времена, когда тот хотел вырезать фигурки из камня и дерева, потом, разочаровавшись в этих поделках, он объявил, что нет ничего лучше, полезнее, чем работать в заповеднике с животными, правда, дальше разговоров дело у него не пошло. Еще через год он вдруг увлекся рисованием и стал грезить о карьере великого художника (научившись к тому времени лишь срисовывать из учебника живописи гипсовые вазы), но, видно, не обнаружив в себе то ли таланта, то ли усидчивости, свое намерение быстро переменил, обозвал живопись «вчерашним днем» в искусстве и принялся изучать азы фотографии, чтобы стать фотохудожником и печататься в глянцевых журналах.
Когда Женька посмотрел фильм «Семнадцать мгновений весны», он заявил, что разведка станет делом всей его жизни… Конечно, не нужно уточнять, что и в этом случае дальше пылких разговоров о шпионах и романтических, далеких от реальной жизни, рассуждений об этой профессии дело не продвинулось ни на йоту.
Вообще, Женьке казалось, что как только он выберет то дело, для которого рожден, оно само, без напряжений и усилий с его стороны, пойдет к нему в руки. Он верил, что обладает особым даром, некой сверхсилой, которая, как только он найдет ей применение, высвободится, и сделает его первым среди лучших в той области, для которой он предназначен. Необходимость добиваться всего трудом и упорством, считал он, – участь людей бездарных, к каковым он себя, естественно, не причислял.
С