К концу фразы голос несчастной перешёл в едва различимый шёпот, после чего она горько разрыдалась. Смущённый Пэтро неловко обнял сестрёнку и утешительно погладил по тёмным волосам.
– Знаешь, Рада, – осторожно начал он, – мужчинами зачастую – если они, конечно, не музыканты или философы – движут самые низменные побуждения. Боюсь, многим из них высокие чувства не знакомы в принципе. В этом нет ничьей вины, так уж устроен мир. Думаю, в момент вашей встречи Гожо был искренне влюблён в тебя. Но любовь такого мужчины подобна мотыльку: летит на любой отсвет, мгновенно отзывается и так же вмиг гаснет. Для тебя этот офицер – первая взрослая любовь, он важнее жизни; но вряд ли ты для него больше, чем короткий эпизод солдатской удали.
При последних словах красавица разрыдалась пуще прежнего.
– Ох, перестань же плакать! – совсем растерялся названый брат. – Дело вовсе не в тебе. Глупо ожидать встретить под мундиром военного глубокое чувство. Люди грубые, как правило, по природе не способны к нему. Однако не все мужчины таковы. Когда выйдешь из темницы и снова станешь свободной, обязательно встретишь человека, который оценит по достоинству твою тонкую душу и хрупкое сострадательное сердце…
– Нет-нет! – запальчиво перебила Рада, пытаясь унять всхлипы. – Если мой Гожо не любит меня, к чему мне жизнь?.. Пусть уж меня поскорее утопят. Уверена, это не так больно, как твои слова!.. К тому же, если, как ты говоришь, Гожо не придёт, у меня и выбора не остаётся…
– Но, как я понял со слов мэтра Михеля, тебя можно спасти?.. – визитёр аккуратно перешёл к интересующей его теме.
– Ах, Пэтро, если бы ты знал, что он просит за помощь… – трепещущим голосом тихо произнесла узница, вспыхивая.
– Думаю, я догадываюсь. Зная учителя, сам бы не поверил этому предположению, однако… Сколько же глупостей совершается в мире по вине женщин иногда даже самыми рассудительными из мужчин. И всё же будет лучше, если ты подтвердишь или опровергнешь мою догадку.
– Он… Он хочет взамен мою невинность, – едва слышно прошептала Рада, сгорая от стыда. – Я должна буду провести с ним две ночи. Грязный, похотливый церковник!..
Голос вновь задрожал – теперь уже от негодования.
– Две ночи, а после ты будешь свободна? Всего-то?! – беспечно воскликнул музыкант. – Только представь, ты вновь сможешь танцевать и петь на улицах Старой Рутны, вернёшься в каморку на улице Мэлало, где полон дом знакомых, к старому Баро, который так соскучился, ко всему, что тебе дорого! Мы снова заживём в нашей уютной маленькой комнатке. Но это, конечно, временно. Вот увидишь, однажды я стану знаменитым музыкантом и подарю тебе настоящий дворец!..
– Но, Пэтро, я не смогу, – тихо проговорила малютка. –