Опустошённая, освобождённая узница лежала на тюфяке, вперив невидящий взор высохших глаз в камень стены. В голове билась одна-единственная мысль: «Он меня не любит». Если после вынесения приговора Радой завладело отчаяние, то теперь сердце переполняла неизбывная тоска. Горечь оказалась настолько сильна, что быстро переросла в тупое безразличие к собственной участи. Несчастная лежала неподвижно до тех пор, пока не погас выпивший масло до дна огонёк лампы и камера не погрузилась во тьму. Слабый свет лился лишь из открытого люка, напоминая, что пора уходить из мрачного подземелья.
Медленно поднявшись, плясунья ощупью отыскала оставленную священником одежду, облачилась в новый наряд, с омерзением отшвырнув тюремную рубаху, и осторожно поднялась наверх. Стражник, скучавший в конце освещённого несколькими факелами коридора, коротко кивнул и повёл бывшую заключённую петляющими коридорами. Никто не пытался чинить им препятствий: быстрые взгляды встречавшихся на пути людей скользили по серому, чуть припухшему личику холодно и равнодушно. Наконец входная дверь тюрьмы распахнулась, выпуская Раду на залитый солнцем двор.
Солнце!.. Сколько же она его не видела?.. Безразличие, вызванное горестным потрясением, несколько пошатнулось. Зажмурившись от белизны покрытого снегом тюремного двора, малютка вдыхала морозный свежий воздух, так разительно отличавшийся от затхлой подвальной сырости. А потом, словно очнувшись, выпущенной из клетки птичкой поспешила по направлению к воротам крепости, желая как можно скорее покинуть неприветливое сооружение, приносящее людям столько горя и мучений.
Стоило угрюмому стражу распахнуть тяжёлую дверь, как вылетевшая на улицу Старой Рутны красавица замерла в нерешительности. Куда же направиться?.. Совершенно точно не туда, где ждёт похотливый святоша. Он, конечно, выполнил свою часть сделки, но ведь именно по его вине Рада оказалась запертой, значит, она, без сомнения, ничем не обязана за спасение. На секунду перед плясуньей возник образ сурового председателя церковного суда, на коленях молящего о капли любви… сдержанная нежность и попытки порадовать скромными подношениями… забота и пылкие взгляды, особенно выигрышно смотрящиеся на фоне холодного равнодушия предателя Гожо. Бродяжка решительно тряхнула головкой, разгоняя зародившиеся в сердце жалость и благодарность.
– Рада! – от стены соседнего дома отделились две фигуры и быстро пошли к ней.
– Джура, Зурало!.. Откуда вы здесь?
Снег приятно захрустел под мягкими сапожками, когда плясунья бросилась навстречу.
– Пэтро предупредил Баро, что тебя вот-вот выпустят и может потребоваться помощь. По его приказу мы дежурим тут каждый день по очереди. Здорово, что тебя выпустили именно сегодня! – быстро проговорил Зурало – крепкий светловолосый детина на две головы выше Рады, под курткой которого всегда пряталась увесистая дубина.
– Пойдём скорее домой, такую пирушку