Кузнец махнул рукой.
– Да ты вообще всё время спишь. Я машину два дня гнал, а ты – или в отключке, или смотришь пустыми глазами. Домой когда привёз, вроде чуть оклемался. И сейчас получше…
Кузнец рассказал про утро после ночи с Недианой. Сначала он не обратил на странность Верона особого внимания. По его словам, Верон был задумчив, молчалив, в первые часы обратного пути совсем не снимал тёмных очков и на вопросы отвечал односложно, игнорируя едкие замечания Кузнеца о стрелах любви. Они проехали границу, затем поворот с изваяниями монахов без всяких проколов, а в лесу Верон вообще ушёл в себя и Кузнец бросил всякие попытки его расшевелить.
Верон слушал рассказ Кузнеца о себе, как о ком-то постороннем. А потом всё, вплоть до деталей, сошлось с увиденным во сне – и торг со сторожами в замке, и бойница в стене, и дворик с балконом.
Затем Верон рассказал свою историю. Бумеранг с картинками, стариков в повозке и ночное сражение, с неудачным для Кузнеца исходом, он описал так, будто заново прокрутил перед глазами плёнку. Потом рассказал о полёте с пумой и их диалоге на берегу моря. Стрелок серебром слушал внимательно, кивал и иногда вставлял замечания, по которым было понятно, что подробности услышанного рассказа постепенно оживляли детали его размытого сна. Сверив обе версии, друзья пришли к выводу, что Кузнец в своём сне махал мечом на капоте «мерса», прикрывая спину Верона, а Верон в своём сновидении бродил с ним по замку Дракулы.
Это был интересный вариант, но в мозг Верона упрямым клином вошёл вопрос: что же произошло на самом деле? С одной стороны, сквозь призму диалога с Недианой было абсолютно ясно, что нет никакого «самого дела», но другая его сторона, сторона здравого смысла, всё больше отделялась от первой глубоким клином этого вопроса. Трещина времени в его мозге никуда не делась, она становилась глубже и как-то опаснее.
Версия Кузнеца, в сравнении с версией Верона, содержала гораздо меньше причудливых качелей. Верон представил себя в положении нейтрального слушателя обоих рассказов и не мог не признать, что его собственная история выглядела живописным бредом, а реальность Саши, с сомнамбулическим присутствием в ней самого Верона, вполне вписывалась в правила, по которым играет мир. Но точно так же Верон ещё раз прокручивал в памяти произошедшее и приходил к выводу, что прожил его подобно всем предыдущим дням, месяцам и годам своей жизни. Противоречия в его голове нарастали, и вдруг Кузнец сказал:
– Пошли посмотрим, что в машине.
Они спустились во двор и обследовали багажник «мерседеса». Бумеранг отсутствовал. Верон спросил Кузнеца, что он обо всём этом думает, но Саша был занят – он уже сидел на переднем пассажирском сидении и двигал руками обшивку. Прежде чем Верон сообразил, что он там ищет, Кузнец сказал:
– Ты будешь смеяться, но и волыны нет.
Смеяться Верон не стал. Они присели на скамью беседки в тени деревьев. Ветер нарезал солнечные лучи движеньями листьев, недалеко от них в своих мирах играли