Довольны были лишь вышедшие аккурат в это время на охоту лесные ежи, которые вот-вот должны были залечь в зимнюю спячку. Вообще Берёзовские чащи славились своими бесстрашными ежами, которые бывало забредали и в дома селян, утаскивая из гнёзд гусят, курят и даже котят. К тому же ежи тут водились невиданные. Уж больно были крупны тут ежи. Потому любили останавливаться на побывку в осеннюю пору таборы французских цыган. Они ловили отожравшихся на зиму ежей и пекли их в глине на костре, добавив в тушку репейник и щавель.
Гады, мыши и многоножки бежали от внезапно оживших деревьев, а крупные, колючие хищники бежали за ними, на ходу выбирая себе лакомство пожирнее.
Наконец всё стихло и в образовавшейся прогалине показался дрянного вида мужичонка. Пришелец был одет в одно лишь исподнее: порты и выпущенную грязную рубаху. Был он бледен и худ, будто болел чахоткой, с такими же полнокровными красными губами. Волосы тёмно-русые, в прорези рубахи виднеется бурый пушок, ноги босые. Мужичонка шел пошатываясь, будто бы не держала его земля, несколько раз тянуло его в сторону, он пытался уцепиться за дерево, чтобы не упасть, но деревья отползали от него, скрипя ветвями.
Илия Евлампиевич дрожал от нетерпения. Лесной гость подошел к расстеленной тряпице, встал против Вещевателя и все присутствующие почуяли исходящий от мужчины застарелый перегар, чем по-видимому и было вызвано его нездоровье.
– Аз Есьм – Гир, сын Лих степных, да Шишимор лесных, внук сынов сыновьих, чьи головы сечены, да души мечены… – начал было мужчина вяло, заплетающимся языком.
– Ай, да брось ты, сынок! – перебил его не выдержав Илия.
Он перескочил тряпицу и бросился на пришельца, обнимая и целуя того. Гир тоже обнял Вещевателя, Зинаида промокнула уголки глаз.
*
В земской избе сидели трое: Следчий, Полицмейстер и Печальник, который то бледнел, то зеленел. Мужчине дали сапоги, картуз и драный тулупчик, какие нашлись в шкафу Полицмейстеровой коморки, налили чаю, от которого гость наотрез отказался. Трое молчали.
– В голове не умещается, – презрительно хмыкнул Следчий. – Ожидали кого-то… кого-то эдакого, а тут пьяница и босяк!
– У тебя, Ваше благородие, и не уместится, ни в голове, ни в жопе, – проговорил Печальник, держась за больную голову (тот самогон, что пили они с Берендеем он в душе зарёкся более не потреблять, хотя при первом же случае позабудет свой зарок). – Принеси-ка лучше пивка студёного, да оставь нас на часок, нам с Полицмейстером потолковать надобно.
Следчий побагровел, вскочил, затоптался как застоялый конь, метнул в Игната Мироновича злой взгляд, но тот лишь кивнул, иди, мол, уважить надо гостя. Когда Василий испарился, хлопнув на прощание зло дверью, Печальник пристально поглядел на Полицмейстера.
Глаза у гостя были чёрными, с золотистым окаймлением, белки – красны, видимо с перепою.
– Итак, – начал Гир, скрестив руки на груди.
– Да вот, чертовщина, – замямлил Игнат, который всё-таки не