– Ты где был, Данько?
– А в плену.
– Как же ты попал в плен?
– Красные арестовали.
– И они тебе ничего не сделали?
– Ни, они хотели меня расстрелять.
– А ты что?
– А я убежал.
– Как же тебе удалось?
– Убил часового и убежал.
– И не поймали тебя?
– Ни, – сказал Данько, – я шибко бежал. – И рассмеялся.
Мне же мысль о том, что Данько мог убить часового, казалась странно не соответствовавшей его характеру. По-видимому, это было для него просто необходимо; и конечно, инстинкт самосохранения заглушил в нем возможность размышления – следует ли убивать часового или нет, – и если бы не этот инстинкт, Данько давно не было бы в живых. Он был очень молод и несерьезен, как говорили про него солдаты; он рассмешил однажды всю команду бронепоезда, гоняясь за маленьким белым поросенком, которого он где-то купил, он долго бежал за ним, кричал на него и пытался накрыть его шапкой, он свистел, размахивал руками на бегу, и мы следили за ним до тех пор, пока и он, и поросенок не скрылись с глаз. Вечером он вернулся, ведя за веревку свинью, на которую он ухитрился выменять поросенка. Над ним шутили и говорили, что за время долгой погони Данько поросенок успел вырасти. Данько смеялся, держа в руках шапку и потупившись. Он был веселый, бесконечно добрый и бесконечно отчаянный человек.
– Данько, ты поехал бы на северный полюс? – спрашивал я.
– А там интересно?
– Очень интересно и много белых медведей.
– А, ни, – сказал он, – я медведей боюсь.
– Почему же ты их боишься? Они тебя к высшей мере не приговорят.
– А они укусят, – ответил Данько и засмеялся. Он не мог отвыкнуть говорить мне «вы».
– Данько, – объяснял я ему, – ты такой же солдат, как и я. Почему ты мне говоришь «вы»? Ты можешь ведь разговаривать со мной, как с Иваном (это был его приятель).
– Не могу, – отвечал Данько, – совестно.
Этот Иван, умный хохол, спокойный и храбрый солдат, спросил меня как-то:
– Что такое Млечный Путь?
– Почему это вас вдруг заинтересовало?
– А меня солдаты спрашивают: Иван, что там в небе, как молоко? Я говорю: Млечный Путь. А что такое Млечный Путь, не знаю.
Я объяснил ему, как мог. На следующий день он опять подошел ко мне:
– А скажите мне, пожалуйста, чему равняется длина окружности?
– Она определяется специальными математическим терминами, – говорил я. – Не знаю, будут ли они вам понятны. – И я привел ему формулу длины окружности.
– Ага, – подтвердил он с довольным видом. – А я вас нарочно пытал, думал, может, не знаете. Я раньше спросил у вольноопределяющегося Свирского, а потом записал и пришел вас пытать.
Он