Оливия пошевелила пальцами ног, боли уже не ощущалось. Встав, она сняла штаны и рубашку, подошла к раковине. Он не позволил ей искупаться, так уже было, не раз, и она мыла части тела, нагнувшись над раковиной.
Как бы повернулась ее жизнь, если бы она не вышла замуж, если бы не подписала доверенность, если бы не бросила дротик, если бы не нажала на газ. Столько роковых ошибок, отдаливших ее от сына, от маленького Санти, теперь уже совсем взрослого. Она всхлипнула. Такого же, как она, еще совсем юного. Ее сыну всего двадцать три года. Она как девчонка влюбилась в Маркуса, намного старше ее. Потом появилась Вероника с мужем. Уже в тюрьме она поняла, что Маркус и Вероника давно состояли в отношениях, у них были свои планы, которые так губительно сказались на жизни Оливии, Рейнальдо, Артуро, Сантьяго и Максимилиано. Порой она задавалась вопросом, Рейнальдо – настоящий отец Максимилиано или нет.
Два темноволосых мальчугана, ее сын и Максимилиано, они сразу подружились, играли вместе. Оливия попыталась улыбнуться, но лицо исказила гримаса. Это было так давно, что уже лицо сына начало стираться с памяти. Оливия вытерлась грязной рубашкой и надела свежую, такую же большую, выданную ей не по ее размеру. Бросив на пол грязные рубашку и брюки, забралась на кровать с ногами. Упершись спиной об стену, обхватила колени руками, спрятав пальцы ног под тонкое одеяло. Она никак не могла согреться.
Почему он не отправил письмо? Что значили его слова? Остался один день апреля. Она понимала, что никто не придет. Ее мучителя просто переводили, увольняли или еще что-нибудь, никто никогда не выпустит ее из этой камеры. Никогда. Оливия закрыла глаза, она устала думать. У нее было предостаточно времени для этого. Она не хотела, но мысли роем крутились в голове, будоража итак воспаленное сознание.
Она не сразу услышала лязг, скрип, лишь когда свет ударил в глаза, она встрепенулась, а сердце остановилась на миг, а потом забилось с такой силой, что она не слышала, что ей говорили. Она просто смотрела на надзирателя и его двигающиеся губы.
– Встать! – донеслось до нее словно, как из трубы. – Возьми свои вещи!
Оливия моргнула, тяжело дыша, словно бежала и только что остановилась.
– Что? – хриплым голосом переспросила она.
– Встать! – рявкнул надзиратель. – Вещи нужны какие-то?
– Какие вещи? – она не понимала, что от нее хотели, зачем спрашивали про вещи.
Сердце уже знало, а сознание отказывалось принимать реальность.
– Выходишь, сеньора, – в этот раз он говорил с некоторой долей учтивости.
Что значит – выходишь? Оливия сидела на кровати и смотрела на него.