– Я уже убила раз, – Оливия шагнула к нему, но лишь ударилась об его обрюзгшее тело, коснулась его возбужденной плоти.
– Убей меня! – он скалился, обдавая ее смрадом недавно съеденной пищи.
Оливия качнула головой, всматривалась в его глаза. Он еще крепче прижал ее к себе, в очередной раз показывал и доказывал ей, что она просто игрушка в его руках.
– Нет у меня времени больше на тебя! – с раздражением и сожалением выдохнул он. – И у тебя его нет, сегодня без душа, так пойдешь! – он сжал ее ягодицы и прижал. – Так пойдешь! – он потерся об нее пахом. – С моим семенем в тебе, чтобы знала, чтобы помнила, кто тебя трахал столько лет. Никто со мной не сравнится! – он смеялся, брызжа слюной. – Я все равно больше всех, слышишь?! Больше всех тебя трахал! – он грубо сжал ее подбородок. – Двадцать лет я трахал тебя, сеньора! Двадцать лет я кормил тебя своей спермой – никто не сможет побить мой рекорд! Никто!
Рука Оливии дрогнула. Он словно напрашивался, провоцировал ее, потому что… потому что это было прощанием. Пальцы разжались, падение ножика глухим стуком прокатилось по кабинету. Она не выдержала и полусела на его стол, уперлась руками об столешницу, смотрела в пол.
– Сеньора, – он прижал ее голову к себе, впервые за все эти годы провел рукой в скромной и ненужной ласке, – а я ведь к тебе привык, – он перестал смеяться и скалиться. – Даже, – он не договорил и отпрянул, – но ты ко мне вернешься, ты не сможешь там, никто не может, тем более после такого.
Оливия не поднимала голову, трещинки на плитке расплывались, плечи затряслись. Ее освобождали? Она ничего не понимала, не верила. Может зря она на него напала, может он не отправил письмо ее сыну, потому что знал, что она выйдет?
– Я тебя ненавижу, – она медленно подняла голову.
– Уже что-то, – он вновь рассмеялся, поправил брюки, – я стану твоим кошмаром, – он вновь подошел ближе.
– Я засажу тебя в тюрьму за все твои издевательства и изнасилования, – она толкнула его в грудь.
Он схватил ее за запястья и легко скрутил, надел наручники. Столько лет проработав в тюрьме, он отлично управлялся с бунтарями, умело применял приемы, несмотря на свою набранную за годы полноту, которая совершенно ему не мешала в этом.
– У тебя ничего не получится, – он подтащил ее к двери. – Даже не пытайся, сеньора. Ты просто вновь попадешь ко мне, и в следующий раз навсегда.
Оливия даже не успела ничего сказать в ответ. Он распахнул дверь:
– Увести, сеньору! – распорядился он, вытолкнул ее и захлопнул дверь.
– Я хочу знать! – Оливия намеревалась повернуться, но ей не позволили, грубо толкнув в спину. – Хочу знать! Хочу знать, – твердила она.
Сорок один шаг назад дался ей с трудом, сердце странно сжималось в груди, с губ рвались вопросы, но задать их было некому. Когда ее освободят? Почему? Освободят ли? Может она совершила ошибку, может стоило ей надавить сильнее и решить все в том кабинете, покончить со всем. Оливия, как загнанный зверь металась по своей камере.
– Мой