– Хорошо, я договорюсь на кафедре, – пообещал Лещинский. – А насчет нумерации… вы пока начинайте, там несколько частей идет подряд, а потом я вам остальное донесу. Вытрясу из своих оболтусов. Вечно тянут до последней минуты!
Узнав, что она берет по тридцать копеек за страницу, он решительно предложил пятьдесят. Триста с лишним рублей. Элла не стала спорить. Эти деньги помогут ей достичь заветной тысячи!
Сдав экзамен, Элла сидела за машинкой днями и ночами, разбирала скверные почерки. Больше всего ей досаждали сноски, она никак не могла рассчитать, сколько места оставить внизу страницы. Обратилась к Лещинскому.
– Что вы мучаетесь? – удивился он. – Напечатайте их отдельно, мы потом сами отрежем и подклеим.
– А разве так можно? – спросила Элла. – А в типографии что скажут?
У него была обаятельная улыбка: в комнате как будто разом светлело, когда он улыбался.
– Ничего не скажут. Только в типографии и можно рассчитать, сколько места займет сноска. Они там работают на строкоотливных машинах, если хотите, я как-нибудь устрою вам экскурсию. Только предупреждаю: это будет экскурсия в ад, особенно если летом. В общем, когда сноска набрана, они просто вынимают нужное количество строк основного текста и переносят на следующую страницу. Не морочьте себе этим голову.
Но Элла продолжала хмуриться.
– Нет, давайте я сама буду подклеивать, а то вы совсем запутаетесь.
Лещинский принес ей скотч, специальные листочки, покрытые с одной стороны мелом, для исправления опечаток, и даже узкую, как раз высотой в печатную строку, бумажную ленту на клеевой подложке. Элла обрадовалась, как ребенок, получивший подарок к Новому году. А для Лещинского это был всего лишь предлог: он зашел только для того, чтобы еще раз взглянуть на нее, посмотреть, где она живет.
Увидев, что она печатает в подсобке, он спросил:
– Хотите, перенесем машинку к нам на кафедру? Вам там будет удобнее. И светлее гораздо.
– Нет, спасибо, – смутилась Элла, – я здесь привыкла. Я боюсь за машинку, а тут она всегда под замком. И ходить никуда не надо.
В эту минуту в подсобку заглянула комендантша и окинула их подозрительным взглядом. Лещинский глянул ей в лицо и сразу все понял.
– Она берет с вас деньги, – заметил он с уверенностью, когда комендантша ушла. – Сколько?
– Это неважно. – Элла страшно разволновалась. – Прошу вас, не говорите никому. Мне эта машинка слишком дорого стоила. Если она пропадет… я тоже пропаду, – докончила она с виноватой улыбкой. – Это же моя кормилица. А тут я за нее спокойна.
– Сколько? – повторил он. – Я возмещу вам эти деньги.
– Не нужно. – Теперь она рассердилась. – Извините, это не ваше дело. Вы не понимаете… В общем, я сама справлюсь. И ничего ей не говорите, я вас очень прошу!
Он ужаснулся, увидев горький упрек и безнадежность в этих прекрасных глазах. Лещинский был африканистом, ему не раз приходилось