Темников не отзывался. И всё же Артуру показалось, что глаза его влажно блеснули, слёзы скатились с ресниц и затерялись в бесчисленных морщинках стариковского лица.
Васютин, наслаждаясь ролью триумфатора, отвоевавшего пьедестал, при виде Темникова сочувственно пожимал плечами. Климович глядел на него с усталой снисходительностью. Даже Штепа задумчиво усмехался – вот ведь как человека скрутило! А Лохвицкий изгнал вчерашнего кумира из театра, как Бог – нечестивцев из храма: инвалиды пусть сидят дома на государственном обеспечении, здесь им не место!
– Надулись мы с этим Темниковым! – говорил он как можно громче, чтобы все его слышали. – С Темниковым-гением, самобытным, выходящим за рамки, единственным другим среди многих одинаковых. Он же мистификатор! Фокусник, вытворяющий свои копеечные чудеса! Сейчас таких как грязи. Набивает карман, собирая на концертах стадо, а вся его деятельность – это победа ползучего прагматизма.
Публика его освистывала, испытывая экстатическое удовольствие от того, что видит талантливое преступным. Он же настоящий трюкач, как какой-нибудь экспериментатор Джон Кейдж, нарушитель правил в музыке, превращавший в инструменты всё, что попадалось под руку, – от труб и подвешенных в воде китайских гонгов до блендера и бутылок, автор «препарированного фортепиано», сочинивший четыре минуты и тридцать три секунды тишины.
– А его «Дьявол приходит с хлебом» – это невозможно играть! – возмущались корифеи, обласканные признанием при жизни. – Набор нот, с помощью которого он погружает слушателей в гипнотический транс. Но потом они пробуждаются, и всё становится на свои места. Его произведения говорят о полном незнании нотной грамоты. Подумайте, этот прохвост едва не лишил нас хлеба.
Вернувшись домой, Темников лёг спать, не раздеваясь. Снилась ему почему-то дорога, он вёл грузовую машину, невыносимая усталость вливалась свинцом, голова клонилась вниз, он отпускал руль, засыпал, и трейлер сваливался в пропасть…
Вздрогнув, Темников проснулся, вскинулся в постели. Поёжился от сквозняка, парусом раздувавшего штору. Комната была пуста. Потом он вспомнил, что опаздывает на репетицию. Впереди был трудный день: изнурительный прогон пьес, неприятное объяснение с Лохвицким, унизительные оправдания – Темников будет говорить, что это не он опаздывает, а другие приходят раньше.
Он прыгал на одной ноге, пытаясь другой попасть в штанину, и думал о том, что дорога будет тянуться бесконечно долго, как в рапиде. Это когда никуда не торопишься, она пролетает быстро. Потом он обязательно вернётся от лифта и проверит газ, свет и воду. Он всегда так делает, как будто память его враз отрезало, едва он переступал порог.
Васютину, конечно, будут рукоплескать. От Штепы будет нести перегаром – он как всегда заявится с небритым, отёчным лицом. Климович –