– Да, бери. – Кивает Виктор.
Я натягиваю его штаны, они, конечно, висят на мне – велики на пару-тройку размеров. Без спроса беру его носки, надеваю.
– Куда ты в таком виде? – У него нет сил даже, улыбнуться.
– Какую куртку можно взять? – Выхожу в прихожую.
– Вот. – Снимает с вешалки и передает мне тренировочную ветровку.
Я надеваю ее, застегиваю, прячу волосы под капюшон.
– Слушай, мне что-то совсем не хочется тебя отпускать. – Мотает головой Серебров.
Он выглядит растерянным и отчаявшимся, переживает за меня.
– Черт. – Я уставляюсь на его кроссовки: вот уж где несоответствие размеров становится большой проблемой. Затем смотрю на свои сапоги на шпильке. – Черт, черт. – Потом мой взгляд падает на старомодные черные кроссовки. – А эти…
– Я выношу в них мусор. – Раздается голос Ольги Сергеевны.
Женщина стоит в дверях кухни с кружкой в руке.
– Можно мне… – Начинаю я.
– Забирай. – Кивает она.
– Спасибо, я верну. – Обещаю я.
Едва сдерживая слезы, надеваю обувь, затем поворачиваюсь к Виктору. Он хмурится. Я упираюсь лбом в его грудь, от этого прикосновения хочется расплакаться еще сильнее.
– Ключи и твой телефон. – Говорит Серебров и кладет что-то тяжелое в карман ветровки. – Если решишь включить и позвонить, я приеду, куда скажешь.
– Угу.
Я отрываюсь от него и бросаюсь к двери.
– Куда скажешь, поняла? – Гремит его голос.
– Да.
Мы оба потеряли Харри, поэтому и притянулись. В этом было все дело. Два одиноких сломанных подростка, два ищущих сердца: мы просто искали тепла друг в друге. Не было никакой любви.
И сама себе не верю.
В какие бы игры не играл мой сводный брат, для меня все происходившее между нами было более чем настоящим и реальным. Как отличить любовь от сумасшествия? Да черт его знает! Вряд ли кто-то в мире вообще способен ответить.
У меня болит сердце. И это прекрасно, ведь если где-то в теле ощущается боль, значит, ты еще жив.
Я иду вдоль холодных улиц, меряю шагами километры дорог. Неизвестно, какой это район, какой час, мне нужно просто идти вперед. Не останавливаться. Суматошные голоса, топот шагов, шелест шин – все остается извне, моя главная стратегия этого дня – не отрывать взгляда от кроссовок, будто именно в них заключен тайный смысл всей вселенной.
Где бы я сейчас не находилась, надеюсь, что это далеко от дома. Мне нельзя туда возвращаться потому, что там он. Не хочу с ним встречаться, не могу его видеть. Пусть думает обо мне все, что хочет. Мне все равно.
Ложь.
Я вру сама себе. Снова и снова.
– Эй, осторожнее, придурок! – После сигнала клаксона орет какой-то водитель.
Я обнаруживаю себя возле капота его тачки на оживленной улице, и это отрезвляет. Даже визг шин не прорвал стену моей печали, но его раздраженный голос на мгновение пробился, и я испуганно шарахаюсь в сторону.
– Протрезвей! – Бросает он, срывая автомобиль с места.
Я пячусь назад, не поднимая